Я скорчил измученную гримасу. Горло как наждаком драло. До всего на свете были мили пути, и вокруг — ни души. И в этот миг — о, чудо! — на холм дребезжа въехал фургончик с мороженым, прогудел бодрый мотивчик и остановился на краю стоянки. Я провел в нетерпении десять минут, пока молодой продавец открывал разнообразные ящики и раскладывал свой товар. Едва окошечко открылось, я кинулся к нему с вопросом, что у него есть попить. Он порылся в фургоне и объявил, что имеется шесть бутылочек панда-колы. Я купил все, и удалился в тень под бортом фургона, где лихорадочно сорвал с первой пластиковую крышечку и вылил в себя ее живительное содержимое.

Так вот, не подумайте, будто я считаю, что панда-кола в чем-нибудь уступает коке, пепси, доктору пепперу, севен-апу, спрайту или любому другому сладкому напитку, по необъяснимым причинам пользующемуся большим спросом, или что я не одобряю манеру подавать лимонад теплым, и все же в купленном мною напитке было нечто весьма неудовлетворительное. Я выпивал бутылку за бутылкой, пока не забулькало в раздувшемся животе, но не могу сказать, чтобы это меня освежило. Я со вздохом сунул в рюкзак две оставшиеся бутылочки — на случай нехватки сиропа в будущем — и продолжил свой путь.

В паре миль от Киммериджа, на дальнем склоне монументально крутого холма, стоит маленькая забытая деревушка Тайнихем или то, что от нее осталось. В 1943 году армия велела обитателям Тайнихема на время покинуть свои дома, так как артиллеристы желали испытать в окрестных холмах новые разрывные снаряды. Население торжественно заверили, что как только с Гитлером будет покончено, они смогут вернуться. Пятьдесят один год спустя местные еще ждали. Простите мой непочтительный тон, но мне это кажется позорным не только потому, что доставило существенные неудобства жителям (особенно тем, кто забыл отменить заказ молочнику). Мало того, бедолаги вроде меня, рассчитывающие, что тропа через стрельбище будет открыта, частенько обманываются в своих надеждах. Вообще-то в тот день проход был открыт — я предусмотрительно проверил это перед выходом, — так что мне никто не мешал перевалить через крутой холм над Киммериджем и взглянуть сверху на горстку домов без крыш — все, что осталось от Тайнихема. Когда я видел его в прошлый раз, в начале семидесятых, Тайнихем был заброшен, зарос кустами, и о нем мало кто знал. Теперь он превратился в своего рода туристский аттракцион. Окружной совет устроил рядом большую автостоянку, а школу и церковь отреставрировали, и в них расположились маленькие музеи с фотографиями, показывающими, как здесь было встарь. И зря. Мне Тайнихем больше нравился раньше, когда он был настоящим селением призраков.

Я понимаю, армии нужно где-то упражняться в стрельбе, но ведь могли бы они найти место поновее и не такое зрелищное — взорвать, скажем, Кейли. Странное дело, на склонах окрестных холмов я не увидел никаких следов разрушений. Вокруг в стратегических точках были расставлены большие красные щиты с цифрами, но и они оставались столь же нетронутыми, как окрестный пейзаж. Может, армия стреляет нервно-паралитическим газом или чем-нибудь таким? Кто знает? Только не я — все мои умственные способности ушли на то, чтобы взобраться на убийственный склон, ведущий к вершине Рингс-Хилл над заливом Уорбарроу. Вид оттуда — настоящая сенсация, был виден даже Пул, но мое внимание отвлекло ужасное открытие: сразу за вершиной тропа ныряла резко вниз, спускаясь до уровня моря, чтобы тут же снова подняться на столь же неприступного вида откос. Я укрепил силы панда-колой и ринулся вперед.

Соседняя возвышенность, именуемая Биндон-Хилл, вымотала меня окончательно. Мало того, что вершина ее уходит в тропосферу, так еще добираться по ней приходится по ныряющему вверх-вниз гребню, протянувшемуся более или менее в бесконечность. Когда показались разбросанные домики деревушки Вест-Лалворт и я, спотыкаясь, начал долгий путь вниз, ноги у меня приобрели способность сгибаться в нескольких доселе невозможных направлениях, а на ступнях под пальцами набухали пузыри мозолей. Я вошел в Лалворт, как странник, скитавшийся по пустыне в приключенческом фильме. Я шатался, невнятно бормотал, и меня покрывали потеки пота, а на губах пенились пузырьки панда-колы.

Зато так или иначе я одолел самую трудную часть маршрута и вновь вернулся к цивилизации в одном из самых очаровательных курортных местечек Англии. Хуже уже не будет.

Когда-то, много лет назад, в заботе о детях, которые рано или поздно должны были появиться, родственники моей жены подарили ей коробку книг издания «Лэдиберд» пятидесятых и шестидесятых годов. Все они назывались как-нибудь вроде «На солнцепеке, или Солнечные дни на взморье» и скрывали под обложками подробные, ярко раскрашенные иллюстрации процветающей, благополучной, чистенькой Британии, в которой вечно светило солнце, лавочники улыбались покупателям, а детишки в свежевыглаженных костюмчиках черпали радости и удовольствия в невинных развлечениях: ездили в магазин на автобусе, запускали игрушечные кораблики в парковом пруду и болтали с добродушными полисменами.

Моя любимая книжка называлась «Приключения на острове». По правде сказать, приключений в книжке было на редкость мало — помнится, кульминацией событий оказалась морская звезда, найденная на камнях, — но я полюбил ее за иллюстрации (одаренного и, увы, покойного Дж. Г. Уингфилда), изображавшие островок со скалистыми бухточками и видами на берега, несомненно британские, однако словно перенесенные в средиземноморский климат и аккуратно вычищенные от автостоянок, бинго-клубов и самых нахальных парков аттракционов. Коммерческая активность на картинках ограничивалась старомодной булочной и чайной

Та книга оказала на меня столь сильное влияние, что я несколько лет соглашался провести отпуск с семьей на британском взморье в надежде отыскать волшебные места, где летом всегда светит солнце, море теплое, как сидячая ванна, а о коммерческой рекламе и слыхом не слыхивали.

Когда у нас наконец стали накапливаться дети, выяснилось, что их эти книжки не интересуют, поскольку самыми увлекательными поступками, какие совершали герои, были посещение зоомагазина и наблюдение за рыбаком, красящим лодку. Я пытался объяснить, что это — самая правильная подготовка к жизни в Британии, однако они настояли на своем, и отдали сердца паре отвратительных оболтусов — Топси и Тиму[19].

Я упоминаю об этом здесь потому, что из всех курортных местечек, которые мы посетили за эти годы, Лалворт оказался ближе всего к идеализированному образу, возникшему у меня в голове. Он маленький, веселый и приятно старомодный. В его магазинчиках торговали товарами для отдыха на море, дошедшими от более невинных времен: деревянными парусными лодочками, сачками, яркими надувными мячами в длинных сетках, — а немногочисленные ресторанчики всегда были полны веселых туристов, наслаждающихся чаем со сливками. В сказочно красивой, почти круглой бухте у подножия деревни полно скал и валунов, по которым лазали детишки, и мелких лужиц, где жили крошечные крабы. Совершенно восхитительное место.