От министерства я доехал на такси до железнодорожного вокзала. Купил проездной билет со специальной скидкой для военных, уточнил расписание и оттуда направился домой.

— Всё получилось, как ты говорила сегодня утром, — рассказывал я жене. — С завтрашнего дня мне придётся ездить в район боевых действий.

Она слушала с блестевшими от возбуждения глазами. Как я и ожидал.

— Ой! Будешь получать две зарплаты! А когда вернёмся домой, тебя назначат начальником отдела управления!

— Если не убьют до этого.

— Конечно не убьют, дорогой! Ты же будешь только винтовки ремонтировать.

— Разве знаешь, откуда пуля прилетит?

— Надо беречься, вот и всё!

Видно было, что моя тревога ей глубоко до лампочки. Я попытался объяснить ей, какая ужасная вещь война, но скоро сдался. Потому что и сам толком этого не знал.

— Тогда я лучше соберу тебе вещи на завтра, — сказала жена так, будто провожала меня в очередную командировку, и стала перебирать выданное мне обмундирование и снаряжение. — Ой! Это твой личный знак? Ого! А это что такое?

— Не трогай! — заорал я, — Это граната!

В панике жена запустила гранату в дальний угол комнаты и, обхватив голову руками, метнулась в другую сторону. Переждав несколько секунд, робко повернулась ко мне:

— Она что, не настоящая?

Жена, похоже, думала, что, если бросить гранату, она непременно должна взорваться.

Я рассмеялся от души, а она сердито посмотрела на меня.

— Как ты мог принести домой такую опасную вещь?!

А что мне оставалось делать?! Там, где война, камер хранения не бывает! Придётся каждый день таскать оружие с собой. Другие солдаты винтовки домой берут. А некоторые даже базуки тащат! Тут на днях мальчишка играл с автоматом, который отец принёс домой. Кончилось тем, что он шесть человек насмерть положил!

Жена на несколько секунд потеряла дар речи. Потом вдруг громко хлопнула ладонью по столу:

— Ой! Тебе же надо обед с собой собрать.

— Меня же на довольствие поставили. Обед будет.

Жена рассмеялась:

— Что? Какое ещё довольствие? Это разве еда!

Конечно, она была права. Галибийская еда — это не еда, а лошадиный фураж. Один из самых известных в стране ресторанов был как раз недалеко от моей конторы, но я так и не решился туда зайти, всегда ходил обедать домой. Само собой разумеется, на фронте кормили ещё хуже.

Жена вытащила на свет божий подборку из старых женских журналов — «Сто вкусных рецептов для пикников».

— Посмотрим, — сказал она, перелистывая страницы, — У меня есть цыплёнок. Может, зажарить?

Предстояла ещё «супружеская» часть вечера. Обычно мы отводим на это занятие час — полтора, если до него дело доходит. Но мне не хотелось утруждать себя накануне первого дня военной службы, поэтому сразу после ужина я нырнул в постель и уснул. Мне совсем не светило погибнуть из-за того, что накануне я перестарался по части секса и не имел достаточно прыти, чтобы в критический момент спастись бегством.

Жена разбудила меня на следующее утро в начале восьмого.

— Надо вставать, дорогой. На фронт опоздаешь.

— Правда, — сказал я, вскакивая с постели.

В порядке исключения она приготовила потрясающий завтрак — жареные в панировке креветки, блинчики с беконом и яйцами, овощной сок и кофе с молоком.

— Силы тебе пригодятся, — заявила она с улыбкой. Интересно, чему она радуется? — Веди себя хорошо, чтобы получить медаль за высокий боевой дух, — Словно отправляла ребёнка на спортивный праздник.

За завтраком я просмотрел утреннюю газету. Колонка «Военные новости» приобрела для меня особое значение — моя жизнь теперь зависела от того, что происходило на фронте. Дела шли неважно. Галибийская армия отступала. Я прочитал сводку погоды из района боевых действий: «преимущественно ясно, ветер южный». «Вчерашние потери: восемнадцать рядовых пехоты, один младший офицер». «Ожесточённые бои ожидаются сегодня в районе позиций № 16, № 19 и № 23».

Погрузившись в чтение, я совсем забыл о времени. До отправления скорого поезда оставалось всего ничего. Я в панике вскочил, кое-как натянул военную форму, пристегнул за спину каску.

— Ничего не забудь, милый. Вот твой обед. А где твоя граната?

— В сумке.

— Носовой платок? Бумажник?

— Бумажник? Не думаю, что мне понадобятся деньги. Ну ладно, возьму.

— Когда закончишь, сразу домой. Никуда не заворачивай!

— А я что, заворачиваю?!

Жена проводила меня до порога. По главной улице, купавшейся в лучах утреннего солнца, к вокзалу стекались галибийцы. В голове мелькнуло: наверное, такие же почасовые солдаты. Я присоединился к ним со странным ощущением — будто я уже не японец. Все были при оружии — несли винтовки или автоматы, и только я шёл с пустыми руками. Что я здесь делаю? Чего меня на фронт понесло? Я витал в своих мыслях, но тут меня словно громом ударило. Забыл ящик с инструментами! Как же я буду ремонтировать винтовки без отвёртки? Я сделал поворот на девяносто градусов через правое плечо и пустился бегом.

— Эй! Ты куда?

— Поезд скоро уходит!

— Опоздаешь!

Не обращая внимания на оклики, я промчался мимо шагавших мне навстречу людей к своему дому. Подхватил ящик и снова выскочил на улицу. Поток солдат превратился в тонкий ручеёк.

Когда я прибежал на вокзал, скорый на Гаян уже ушёл. Следующий отправлялся в семь пятьдесят и прибывал в Гаян в без десяти девять. Чтобы добраться до позиции № 23 вовремя, у меня оставалось всего десять минут.

На платформе было полно военных. Подошедший вскоре поезд набился под завязку. Двери отворились, и мы утрамбовались в вагоны.

— И так каждое утро. Самое хреновое время, — высказался пристроившийся у двери коротышка, уткнувшийся лицом ко мне в грудь, — До места добираешься как выжатый лимон. Могли бы скользящий график организовать. Война же, понимать надо!

— А я не согласен, — заявил стоявший рядом солдат с выпученными глазами, — Так и надо ездить — к девяти, в самую давку! Мы же настоящие солдаты, не то что недоделки, у которых служба в ночную смену или на несколько часов в день. Ты гордиться должен!

«Юморист! Чем тут гордиться?» — подумал я.

— Ты на какую позицию? — стал допытываться у меня коротышка.

— На двадцать третью, — ответил я на ломаном галибийском наречии. — До неё далеко, боюсь, как бы не опоздать.

— К девяти ты точно не успеешь! — вытаращился коротышка. — Это же на самой передовой! В этом поезде все, кто на тыловые позиции!

Пучеглазый подозрительно косился на меня. И вдруг заорал: