На этом совещание закончилось. Ушли жандармы, удалился задумчиво посланец губернатора Михайлов. Остались столичные гости и полицейские чины.

Каргер приказал подать чаю, Благово и Полозов закурили сигары. Лыков незаметно присматривался к министерскому куратору. Так вот откуда этот загар – Средняя Азия. Англичанам чем-то насолил; уж не в Индию ли пробрался?

– В Гималаях, – внезапно сказал Таубе.

– Что в Гималаях? – не понял полицмейстер.

– Алексей Николаевич ломает голову, где я так загорел, вот я ему и подсказываю.

Лыков смутился, а Благово воззрился на ротмистра с интересом:

– Читаете мысли на расстоянии?

– Нет, просто наблюдаю, обобщаю и делаю выводы. Вообще-то, один необъяснимый дар у меня все же есть: я иногда предвижу события. Не все, только некоторые.

– За что же вас, ротмистр, с такими талантами и к нам сослали? До зимы еще далеко. Не те события предугадали?

– В самую точку попали, Павел Афанасьевич, – с ответным интересом посмотрел на него барон. – Тоже мысли читаете?

– Нет, просто наблюдаю, обобщаю и делаю выводы. Вас потребовалось временно убрать из столицы. Почему?

– У Виктора Рейнгольдовича вышло столкновение с капитаном Кохом, начальником личной стражи государя, – нехотя пояснил Полозов. – Барон счел, что тот недостаточно четко выполняет свои обязанности.

– Ничего себе «недостаточно четко»! – вскричал Таубе. – Он позволил Соловьеву трижды с близкого расстояния выстрелить в государя. Хорошо, тот увернулся, как я его учил...

Нижегородцы переглянулись. Полозов пояснил:

– Ротмистр провел несколько занятий с Его Величеством, после того как мы поняли, что его жизни угрожает серьезная опасность. Виктор Рейнгольдович – весьма опытный в таких делах человек. Его советы второго апреля прошлого года действительно очень помогли государю – он уклонился от трех пуль.

– ... А когда Кох наконец подбежал и повалил Соловьева, тот, лежа, сумел еще дважды выстрелить! Ранил агента. Кто же так валит? Кто так защищает?

– Так ведь с той поры прошло более года, – удивился Каргер. – Государь, хвала Всевышнему, жив, значит, капитан Кох со своими обязанностями справляется.

– Неделю назад барон потребовал от Коха, чтобы тот начал менять маршруты перемещений его величества по столице. У государя есть обязательные еженедельные выезды, и барон опасался, что террористы могут выследить эти часто повторяющиеся маршруты. И устроить там подкоп или засаду из бомбистов.

– Очень верное опасение, – согласился Благово. – И за него вас, барон, и …

– Я высказал это Коху, как мог, вежливо. Но тот вспылил, сказал, что он с семьдесят шестого года руководит охраной государя и в моих советах не нуждается. Мы повздорили; Кох нажаловался Его Величеству. Сказал: или он, или я… Мне скомандовали на время уехать из столицы.

– А маршруты капитан все-таки изменил?

– Увы…

Благово долгим взглядом посмотрел на Таубе, тот так же молча смотрел на статского советника. Они как будто хотели что-то сказать друг другу, но, похоже, поняли все и без слов. Лыков и Каргер наблюдали это с недоумением, Полозов – с нарастающей тревогой. Неожиданно он встал, откланялся и уехал сразу на вокзал; барон остался один.

Вечером Таубе необходимо было представиться генерал-губернатору. Педантичный Каргер напомнил ротмистру, чтобы тот явился в мундире. Полицмейстеру вообще не нравилось, что русский офицер ходит в статском, какими бы секретными делами он тут ни занимался. Старик красноречиво посмотрел на часы, все вскочили.

Благово остался у начальника по делам, а Лыкову поручил разместить барона. Молодые люди поехали выбирать гостиницу. Алексей начал, разумеется, с «Большой Московской», как наиболее фешенебельной в городе. Всего 19 номеров, тихо, солидно, до кремля камнем добросить можно. Таубе дальше никуда и ехать не захотел, сразу же заселился. Оставив вещи, попросил Алексея спуститься с ним в буфет; у него есть просьба.

– Алексей Николаевич! Не сочтите за труд приехать вечером сюда вместе с экипажем лично. Я спущусь в статском пальто поверх мундира; мне понадобится ваша помощь в этом маскараде… Не примите, пожалуйста, это за рисовку. Я хоть и выведен временно за штат военной разведки, но надеюсь в нее еще вернуться. Поэтому «светиться» не имею права; вы даже не подозреваете, насколько мы все у них под лупой…

Лыков пообещал и укатил на ярмарку, в привычную круговерть. В половине одиннадцатого ночи, когда уже порядком стемнело, он подъехал к «Большой Московской гостинице» и послал агента Торсуева известить барона.

Таубе спустился в легком летнем пальто, из-под которого нелепо высовывались сапоги со шпорами. Правой рукой он что-то придерживал, прикрываясь полой; Лыков догадался, что это сабля. Алексей добродушно усмехнулся, Таубе виновато повел плечами: служба, мол.

Через полчаса, в пустой уже приемной графа Игнатьева их встретили Благово и адъютант графа поручик Федоров. Таубе сбросил, наконец, пальто на кресла – и все ахнули. Лыков даже обежал барона, с любопытством рассматривая его иконостас. Владимир, Анна и Станислав – все с мечами и бантом! Три уважаемых медали: за Хиву, Коканд и последнюю войну с турками. Два незнакомых иностранных ордена и один знакомый (румынский Железный крест «За переход через Дунай»). Справа, прикрытый аксельбантом, знак Академии Генерального штаба. А на эфесе сабли – маленький белый крестик и Георгиевский темляк. Ай да барон!

Многоумный Благово подсчитал что-то мысленно и спросил:

– Сколько же вам было во время Хивинского похода? Неужели девятнадцать?

– Точно так, Павел Афанасьевич. Я сбежал из дома и поступил к генералу Кауфману ординарцем. После того как я единственный из отряда в сто сорок человек вернулся из поиска под Чорух-Дейроном, меня и заметили в Азиатском делопроизводстве Военного министерства[16].

– Остальные не выжили? А вы в девятнадцать лет смогли уцелеть?

– Сведения были очень важные, необходимо было доставить их хоть с того света. Пришлось пройти пешком по пустыне более сорока верст. У меня, говорят, повышенная выживаемость… По личному докладу Константина Петровича фон Кауфмана, государь произвел меня за это дело из вольноопределяющихся в прапорщики.

– Господа, – кротко вмешался Федоров, – извините, но генерал-губернатор ждет. Поздно уже, снова граф не выспится…

– Его сиятельству известно, кто персонально ему представляется? – спросил Таубе у поручика, оправляя перед зеркалом мундир.

– Нет, он знает лишь, что будет уполномоченное лицо от нового министра внутренних дел.

Таубе улыбнулся, словно в предвкушении удовольствия, и вся четверка зашла в кабинет Игнатьева.