Примерно через полчаса после ухода миссис Пэшен Джонсом овладело возбужденное состояние, вероятно, вызванное летней жарой и подвигшее его к целому ряду действий, которые, как мы вскоре увидим, привели к самым неожиданным последствиям.

Какое-то время он сидел и слушал, как Ричард плещется в ванне, декламируя стихи, и по мере того, как его ухо привыкало к ритму пятистопного ямба, Джонс все с большим удивлением обнаруживал, что присутствует при одном из самых лучших исполнений речи Марка Антония из «Юлия Цезаря».

Он приблизился к двери, отделявшей гостиную от кухни, и вошел внутрь. Ричард стоял посреди ванны с неподвижным лицом деревянного божка, полузакрыв глаза и вздернув подбородок, и отбивал такт огромной мочалкой, зажатой у него руке. Его голос медленно и внятно произносил строчки из трагедии:

— «А Брут весьма достойный человек».

— Иди спать, — сказал Джонс. — Ты чем тут занимаешься?

— Читаю свою роль.

— Можешь делать это в кровати. Ты уже помылся?

— Да.

— Тогда марш в постель. Воду из ванны я солью сам. Она нужна мне для сада. Давай сюда полотенце. Вот, возьми маленькое. Пижама у тебя готова? Ладно, я за ней схожу. И не забудь высушить волосы.

Подкрепившись печеньем и молоком с содовой, Ричард отправился спать, а Джонс вернулся в гостиную и принялся за чтение. Внезапно он отложил книгу, подошел к столу и достал из ящика бумагу и почтовые конверты. В следующие полчаса он написал два письма — одно своей жене, а другое — адвокату.

В первом было сказано: «Я нашел мальчика десяти лет, которого хочу усыновить. Что ты думаешь?»

Во втором говорилось: «Как можно усыновить мальчика-сироту десяти лет? Считается, что это племянник убитого Миддлтона, но я полагаю, он сын одной местной пары».

Джонс решил не ждать до утра и отправить письма немедленно. Запечатав конверты, он на цыпочках поднялся наверх. Ричард еще не спал.

— Я хочу сходить на почту, — сообщил Джонс.

— Хорошо.

— Не возражаешь, если оставлю тебя одного?

Ричард усмехнулся.

— Ну, извини, — сказал Джонс. — Я так, на всякий случай.

Тем не менее он решил вернуться поскорее. Но идя с почты, Джонс столкнулся со старой миссис Флюк. Она согнулась в три погибели и несла на плечах пустой мешок. Следом, как тень, скользил черный кот.

Джонс остановил ее и поинтересовался:

— Что вы делаете здесь в такое время?

Он говорил нарочито громко и добродушным тоном. Старуха закряхтела и покачала головой. Черный кот приблизился к Джонсу, замурлыкал и потерся о его ноги.

— Все из-за пастора, — проскрежетала миссис Флюк. — У него снова эта лягушачья чума.

— Что за лягушачья чума?

Джонс вспомнил разбухшие тела, которые недавно закапывал викарий, и к горлу подкатила тошнота.

— Читайте Библию, молодой человек, и все узнаете, — едко промолвила миссис Флюк. — Мы с Малки направляемся к пастору, и я тащу свой мешок для лягушек, вот только силенок совсем не осталось.

— Я сам пойду, — предложил Джонс. — Дайте вашу суму.

Посмеиваясь, она протянула ему мешок. Черный кот, не зная, за кем ему идти — мешком или старухой, — начал бродить кругами, выражая сомнения громким мяуканьем, но выбрал все-таки мешок. Джонс почувствовал запах свежей рыбы и понял, почему.

Он подумал об оставшемся дома мальчике, но успокоил себя тем, что перед уходом надежно запер окна в нижнем этаже. Обе двери, во двор и на крыльцо, тоже были на замке. Вряд ли в его отсутствие разразится пожар, а миссис Пэшен, даже если ей вздумается заявиться в гости, не сможет попасть внутрь и напугать ребенка. Тем не менее Джонс заглянул к доктору и сообщил ему о своих намерениях, упомянув о сидящем дома Ричарде.

— Я рад, что вы идете к викарию, — произнес доктор. — Он совсем плох. Его надо скорее вывезти отсюда, но я не могу его ни в чем убедить, пока он не пускает меня в дом.

— Странно, как быстро все это случилось, — заметил Джонс.

— Что именно? Кстати, я могу послать к вам пару моих служанок, если оставите ключ. Переживаете за парня?

— Как старая наседка, — признался Джонс.

— Мои девушки будут не против, — добавил Мортмэйн. — Еще светло. А вы сможете задержаться у викария и поговорить с ним. Миссис Брэдли приедет?

— Надеюсь. Пока я не получил ответа. Спасибо за помощь.

Служанки, получив инструкции, заулыбались и сказали, что с удовольствием посидят с мальчиком. Джонс дал им денег и собрался уходить.

— Вы так и не сообщили, что именно случилось, — напомнил доктор, ухватив его за рукав.

Джонс подумал, что с такой же легкостью Мортмэйн мог бы остановить его силой взгляда.

— Ну, вы знаете. Нервный срыв. Вы слышали, что он разбил окно в церкви и порезался стеклом?

— Господи! Нет, я об этом не слышал! Теперь понятно, почему у него так замотана голова. Мне это совсем не нравится. Бедняга! Скверно, если все это правда.

Однако вопреки его словам, в голосе доктора прозвучало удовольствие.

— Да, плохо, — согласился Джонс. — Морбидный символизм! Ужасно! Я услышал от миссис Пэшен.

— И откуда они только узнают? Сомневаюсь, что в деревне есть телефон, иначе мои девушки мне бы рассказали.

Викария они нашли в постели. У него действительно было замотано полголовы. Когда они появились в комнате, священник спрятал голову под одеяло и отказался показывать рану доктору, запретив ему приближаться к себе. Японский дворецкий, неподвижный, как идол, стоял в дверях. Доктор пробыл в гостях минут десять. Он ни слова не сказал японцу, пока не вышел за дверь.

Викарий молча уставился на Джонса. Его глаза блестели, как у больного лихорадкой.

— Из Нао он ничего не вытянет, — заявил он, смеясь, но тут же поморщился и схватился за голову. — Я не доверяю Мортмэйну. От его лечения мне будет только хуже.

— Почему вы не позволили ему осмотреть рану? — спросил Джонс недовольным тоном.

Викарий скорчил гримасу. Он снова рассмеялся и сразу поморщился.

— Я чувствую себя полным дураком. Вы знаете, что случилось?

— Нет.

— Я думал, деревенским все уже известно.

— Миссис Пэшен рассказала мне одну из своих баек.

— Что именно?

— О выбитом окне и о том, что вы порезались стеклом.

— Краткая версия ее слов, не так ли? Почему бы вам не сказать все, как есть, Джонс?

В его голосе прозвучали капризные, почти истерические нотки.

— Ну, вы знаете этих деревенских. Лучше расскажите, что произошло на самом деле, — попросил Джонс, стараясь говорить приятным и спокойным тоном.