И словно отвечая Йиркуну, над улицами раскатился боевой клич Элрика.

— Эриох! Эриох! Кровь и души для князя Эриоха!

— Мне нужны колдовские клинки. Я должен пройти сквозь Ворота Теней. Там у меня есть друзья — друзья-духи, которые, если понадобится, легко расправятся с Элриком. Но времени мало, — бормотал себе под нос Йиркун, меряя шагами комнату. Вальхарик продолжал следить за ходом битвы.

— Они приближаются, — сказал капитан.

Киморил улыбнулась.

— Слышишь, Йиркун? Так кто из вас глупец? Элрик? А может, ты?

— Молчи! Я думаю… думаю… — Йиркун ухватил пальцами губу. Вдруг глаза его просветлели. Он искоса поглядел на Киморил, потом повернулся к капитану Вальхарику.

— Вальхарик, ты должен разбить Зеркало Памяти.

— Разрушить? Но ведь это наше единственное оружие, господин мой!

— Я знаю, но какой нам от него теперь толк?

— Вообще-то да.

— Разрушив зеркало, мы заставим его служить нам снова,

— Йиркун указал пальцем на дверь. — Иди. Разбей зеркало.

— Но, принц Йиркун… я хотел сказать, император… мы останемся беззащитными!

— Делай, что приказано, Вальхарик! Ну!

— Но чем я его разобью, господин мой?

— Мечом. Поднимись по колонне с задней стороны зеркала. Не глядя в него, ударь по нему мечом. Оно разобьется в момент. Ты помнишь, как я над ним трясся.

— И все?

— Да. После этого ты свободен от моей службы. Хочешь — беги, хочешь — оставайся.

— Разве мы не поплывем на Мелнибонэ?

— Разумеется, нет. Я придумал другой способ захватить Драконий Остров.

Вальхарик пожал плечами. На лице у него было написано, что он никогда особо не верил словам Йиркуна. Но после смертного приговора, который вынес ему Элрик, что еще оставалось делать капитану, как не бежать вослед за принцем?

Сгорбившись, Вальхарик пошел выполнять приказ своего повелителя.

— Что ж, Киморил, — обхватив сестру за плечи, Йиркун как хорек оскалил зубы. — Надо подготовить тебя к встрече с возлюбленным.

Один из слепых воинов воскликнул:

— Они больше не сопротивляются, господин. Одни дают себя зарубить. Что с ними?

— Зеркало лишило их памяти, — отозвался Элрик, поворачиваясь в ту сторону, откуда до него донесся голос. — Ведите нас в здание, где мы сможем укрыться от него.

Сняв шлем, Элрик огляделся. Они находились в каком-то амбаре. По счастью, он оказался достаточно большим, чтобы вместить весь отряд, и когда все очутились внутри, Элрик приказал запереть двери. Надо было решить, как действовать дальше.

— Нужно найти Йиркуна, — сказал Дайвим Твар. — Может, допросим кого-нибудь из пленных?

— Бесполезно, мой друг, — сказал Элрик. — Они лишились рассудка и ничего не помнят. Совсем ничего — ни кто они, ни как их зовут. Выгляни вон через те ставни — их зеркало вроде не задевает — и посмотри, где, по-твоему, может отсиживаться мой кузен.

Дайвим Твар быстро подошел к прикрытому ставнями окну и осторожно выглянул на улицу.

— Неподалеку стоит здание. Оно больше всех остальных, и в нем заметно какое-то движение, как будто оставшиеся в живых перегруппировывают силы. Это, наверно, и есть крепость Йиркуна. Мы без труда ее возьмем.

Элрик присоединился к нему.

— Согласен с тобой. Там мы найдем Йиркуна. Но надо поспешить, пока ему не вздумалось убить Киморил. Посмотри внимательно, сколько улиц, переулков и домов нам предстоит миновать, а потом растолкуй все это нашим слепым воинам.

— Что за странный звук? — поднял голову один из слепцов. — Словно где-то звонят в колокол.

— Я тоже слышу, — поддержал его товарищ по несчастью.

Постепенно зловещий звук стал слышен всем. Он доносился откуда-то сверху, он пронизывал воздух.

— Зеркало! — Дайвим Твар посмотрел вверх. — Может, оно обладает неведомыми нам свойствами?

— Вероятно… — Элрик попытался вспомнить, что говорил ему Эриох. Демона трудно было понять, но он ни словом не упомянул про ужасный, могучий звук, про раздирающий уши звон, будто…

— Он разбил зеркало! — вскричал Эрик. — Но зачем?

К звуку добавилось еще что-то, и это что-то настойчиво стучалось в мозг императора.

— Если Йиркун мертв, тогда, наверно, его колдовство умирает, — предположил Дайвим Твар. И со стоном рухнул на пол. Звук становился все громче, все настырнее.

И тут Элрик понял. Он зажал уши руками. Памяти из зеркала — они пытались прорваться в его мозг. Зеркало разбилось, и все памяти, которые оно хранило в себе веками, тысячелетиями, вырвались на свободу. Памяти, многие из которых не были памятями смертных. Памяти зверей и разумных существ, что жили задолго до возникновения Мелнибонэ. Памяти, которые рвались в мозг Элрика, в мозг каждого мелнибонэйца, в бедные, лишенные рассудка головы людей на улицах, чьи крики доносились снаружи.

Но мозг капитана Вальхарика был им уже недоступен, ибо изменник, потеряв равновесие, не удержался на колонне и полетел вниз следом за осколками зеркала.

Элрик не слышал вопля капитана, не слышал, как тело Вальхарика ударилось сперва о крышу, а потом о мостовую, где и осталось лежать среди битого стекла. Элрик катался по полу амбара, натыкаясь на товарищей, изо всех сил стараясь не потерять рассудка под напором чужих памятей. Там было все: любовь, ненависть, повседневные заботы, войны и путешествия, лица чужих родственников, мужчин, женщин и детей, животные, корабли, города, битвы, любовные игры, страхи и желания. Памяти сражались друг с другом за место в его переполненном мозгу, угрожая подавить собственные Элриковы воспоминания. Корчась на полу, прижимая руки к ушам, он твердил одно только слово, всего одно:

— Элрик, Элрик, Элрик…

Наконец усилием, с которым могло сравниться разве что то, каким он призвал Эриоха, императору удалось изгнать чужие памяти. Весь дрожа от изнеможения, он сел, опустил руки, перестал выкрикивать свое имя. Потом встал и огляделся.

Более двух третей его воинов были мертвы. Неподалеку лежал боцман: на губах застыл предсмертный вопль, лицо искажено гримасой, из пустой правой глазницы сочится кровь — видно, в беспамятстве он вырвал себе глаз. Все трупы лежали в неестественных позах, и глаза у всех были широко раскрыты. Многие сами себя изувечили, других вывернуло наизнанку, третьи размозжили головы о стены. Дайвим Твар был жив, но забился в угол и что-то бормотал, и Элрик подумал, что друг его спятил. Обезумевших было несколько: они сидели тихо и не пытались подняться. Только пятерым, считая Элрика, посчастливилось сохранить мозг в неприкосновенности. Император переходил от мертвеца к мертвецу; ему показалось, что большинству просто не хватило мужества.