Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это уже было мало похоже на простое совпадение. Если бы им было просто по пути, Виктор бы сразу увидел его, как только обернулся на площадке, и еще раньше, когда оборачивался внизу Верхней Лубянки; но «хвост» тогда не был виден, как будто свернул от остановки в кусты, выждал, пока Виктор исчезнет из поля зрения, чтобы не вызывать подозрений, и тут же бросился в погоню.
Виктор взял с места наверх. Пятьдесят ступенек, легших на склон высокого берега возле прорытых дождями канав, частных заборов и старых вишен, пятьдесят шагов в высоту; сердце билось в висках, и в мозгу вертелась только одна мысль: «Лишь бы не сбить дыхание… Лишь бы не сбить дыхание…»
«Хвосту» было тяжелее. Ему надо было пробежать расстояние от пушки до лестницы, увидев исчезающего Виктора, броситься до площадки и в довершение рвануть те самые пятьдесят.
Тупик Верхней Лубянки со стороны подъемов завершала широкая площадка с выщербленным асфальтом перед каким-то одноэтажным энергосбытовским силикатным зданием с большими железными дверьми подстанции с одного конца и несколькими окнами, что были забраны веерами стальных решеток брежневских времен. Под крышей в железном ящике горели дежурные лампы. Не доходя до подъемов, Виктор свернул вправо, в промежуток между холмом и зданием; теперь он оказался в тени, прикрытый выросшим прямо у отмостки кустом ивняка. Под ногами предательски захрустел строительный мусор; Виктор нагнулся и поднял небольшой обломок кирпича.
«Если что, долбану по стеклу: сработает сигнализация».
Через несколько минут он увидел из своего укрытия того же «хвоста»; видимо, тот успел вымотаться, оступался и хватался рукой за перила. Дойдя до тупика, незадачливый преследователь поперся напрямую, по полуразмытому суглинку к Фокинскому переулку, цепляясь за ветки и наворачивая на подошвы шматки грязи. Вряд ли обычный прохожий стал бы так делать.
Виктор еще подождал несколько минут; где-то над головой сгустились невидимые тучи, и по неопавшим листьям начал неторопливо стучать ленивый дождь. Хмырь не возвращался. На случай неожиданного появления кого-нибудь из местных Виктор решил легендировать свое пребывание за кустом малой нуждой.
Снизу послышались два голоса – мужской и женский.
«Свидетели. Это хорошо».
Виктор вышел в полосу света фонаря перед зданием и с беспечным видом стал спускаться обратно. На пути ему действительно встретилась парочка под зонтами; дойдя до нижнего пролета, он убедился, что вслед ему никто не топает, со спокойной совестью отправился обратно на остановку и сел в первую попавшую «шестерку». Подниматься наверх по бульвару Гагарина было уже как-то влом, и он предпочел далекий кружный путь, на котором троллейбус не спеша подымается на горку мимо старых купеческих домишек по Урицкого. «Хвост» ему больше не попадался: то ли прекратил слежку, поняв, что его заметили, то ли просто потерял Виктора, растерявшись в микрорайоне у первой школы.
«Кто это может быть? Может, это как раз тот чел, что вызывал меня в гипермаркет? Так тот хотел поговорить. Или они вместе? Все равно – если хотели поговорить, к чему этот «идиотизм с хвостом на Фридрихштрассе»?[9]Или следят не за мной? Я на кого-то здесь похож? Я на себя здесь похож. И чего же я натворил здесь такого, что за мной таскаются по Петровской горе всякие хмызники?»
Мокрый асфальт отражал свет рыжеватых натриевых фонарей над площадью перед Драмтеатром. Покрытые влажными пятнами неоклассические фасады вызывали у Виктора ностальгические воспоминания о Вашингтоне – после возвращения советский ампир вызывал у него стойкие ассоциации с курсом новой демократии и памятью о жертвах фермерского голодомора. Не хватало только какой-нибудь мелодии в исполнении банды Тэда Льюиса.
Угловой гастроном отблескивал стеклянными плоскостями окон и приятной вывеской «Дежурный»; он не только не был переделан в магазин самообслуживания, как это практиковалось в советское время, но, напротив, там был тщательно восстановлен послевоенный интерьер, с гнутыми стеклами прилавков, пузатыми стеклянными шарами и короткими цилиндрами для бакалеи и конфет, стройными конусами на вертушке в разделе соков, белыми античными барельефами на голубых стенах и натюрмортами, изображавшими изобилие. Впрочем, то, что лежало под стеклом, очень напоминало брежневский Елисеевский, только опять же без очередей.
Отсутствие очередей в бериевском СССР пятьдесят восьмого Виктора удивляло меньше: там и войны такой не было, и народ из деревень меньше повыехал, так что карты в руки. Здесь же изобилия надо было достичь уже после основательно подразваленного оккупацией и перегибами села, в котором людей осталось в разы меньше, а село это должно было кормить народу в разы больше.
То, что он увидел вблизи, кое-что немного проясняло. Колбаса, например, была десять – пятнадцать, а то и двадцать за кило; то же самое касалось и других мясных продуктов, включая фарш, котлеты и прочие полуфабрикаты. Молочные подорожали не все – в основном животное масло и твердые сыры, за исключением колбасного. Куры были дороже на треть, яйца – нет. Таким образом, полтора минимума, с которыми его пока не кидали, съеживались в зависимости от диеты до ста двадцати – ста пятидесяти рублей в пересчете на тот же застой. Скромно существовать, особенно при даровой койке и бесплатном общественном транспорте, конечно, было можно, но чтобы более-менее прилично жить, надо было искать либо «левака», либо еще одну постоянную нелегальную работу во вторую смену. Однозначным путем экономии было не пользоваться столовыми и варить в подсобке.
– Скажите, а колбаса у вас только коммерческих сортов? – спросил он у продавщицы, углубившейся в журнал «Здоровье». Вопреки ожиданиям, продавщица тут же отложила журнал и с улыбкой подскочила к прилавку.
– Что спрашивали? В каком смысле коммерческих?
– Ну… по меньшей цене когда обычно у вас колбасу выбрасывают?
– Гражданин, у нас продукты не выбрасывают, – чуть обиженно ответила продавщица, – их привозят свежими и правильно хранят, поэтому они не портятся.
– Спасибо, я про другое немного… Сейчас колбаса у вас только по коммерческим ценам.
– А по каким же? Вам же перечисляют нормированную компенсацию?
«Черт! Они дотации на продукты монетаризовали… монетизировали! Блин, это же опять паспорт нужен!»
– Да я еще не смотрел…
– А вы обязательно проверяйте, вдруг при пересчете ошибка какая. Если что, паспорт сразу берите – и в собес. А пока возьмите, например, свежую останкинскую, ее только завезли.
– Если свежая – свешайте, пожалуйста. Граммов двести.
– Порезать?
– Что? Нет, не надо, кусочком. Да, быстро времена меняются, – задумчиво промолвил Виктор, глядя, как продавщица быстро запаковывает колбасу в пленку.
– Это насчет очередей, что ли? А не только вы, многие не верили. Если наше государство уж за что-то возьмется… «Помните: очередь – наш классовый враг, теневые дельцы – новые капиталисты, установим над ними диктатуру трудящихся…»