— С-сука! — вскрикнул Мишка, зажимая рукой левое плечо.

Виктор бросил взгляд на друга: темная струйка крови пробивалась сквозь пальцы Мишки и терялась на темной коже куртки. От ярости в глазах Виктора потемнело, он выбросил в открытое теперь лобовое стекло руку с пистолетом и разрядил целиком обойму в сторону разворачивающегося и удаляющегося по двору «крайслера».

— Здорово тебя? — обернулся он к стонущему другу. — Давай я сяду, — предложил, перезаряжая обойму «пээма».

— Ладно, не боись, — криво усмехнулся Мишка. — Ты, главное, пали пометче. Внимание!..

«Девятка» вылетела из дворов на улицу, срезала по встречной полосе, разгоняя шарахавшиеся от нее, несущиеся в самый лоб автомобили, расстояние, отделявшее ее от, видимо, не сумевшего справиться с управлением и врезавшегося по пути в газетный ларек, а потому потерявшего какое-то время «крайслера», и пристроилась к нему почти вплотную.

— Засади им, Витек, по самые помидоры! — закричал Мишка, прижимаясь еще плотнее к удирающей иномарке. — Засади, чтоб у блядей мозги полезли!

Витек, как в учебном тире, не делая резких, нервных движений, приостановив дыхание, прицелился и на выдохе расстрелял через тонированные стекла вначале того, кто должен был сидеть на заднем сиденье, а потом и другого, что предполагался на водительском кресле.

«Крайслер» мотнулся из стороны в сторону, сшиб афишную тумбу, мусорку и влетел в живописную витрину магазина «Океан», собирая на себя все выставленные для всеобщего обозрения и такие заманчивые на вид дары моря. Поурчав еще несколько секунд, заваленный кальмарами, крабами и еще черт знает чем этаким — едва ли не водорослями! — «крайслер» умолк. Прекратился и визг людей в магазине, в тот момент в нем находившихся. Все с любопытством, явно пересиливающим опасения, потянулись к изрешеченной пулями Виктора иномарке. Сам Виктор и раненый Мишка с пистолетами в руках тоже осторожно приблизились.

Виктор кивнул Тельникову, чтобы тот взял на прицел дверцу водителя, а сам, также держа наготове пистолет, резко дернул на себя: труп водителя с окровавленной головой не спеша вывалился из салона. Два других трупа мирно расположились на заднем сиденье. Причем один из них, судя по всему, тот самый сибирский «авторитет» Лось, был трупом уже некоторое время.

— Еще во дворе, наверное, уложил. — Мишка покусал губу и спрятал свой «пээм» в кобуру. — Ничего, чистая работа. — И он обвел взглядом всеобщий развал.

Послышалась милицейская сирена, и подъехали сразу две машины, одна из них муровская с Соловейчиком.

— Ну, хоть так, — пожал плечами Соловейчик и тоже осмотрелся. — А почему именно в рыбном?

— Какой был, — буркнул в ответ Тельников. — У вас-то как?

— Лажа, — лаконично ответил Соловейчик. — А еще точнее, жопа. Причем полная.

— В смысле? — не понял Виктор.

— Работайте, товарищи, работайте, — пригласил Соловейчик заняться всех собравшихся общеполезным трудом: и работников прилавка, и работников законности, начавших чего-то сразу замерять, записывать, снова замерять. — Ничего не произошло такого, пора бы и привыкнуть. Что, «Новости», что ли, никогда не смотрите?

— Так чего там? — переспросил нетерпеливо Виктор.

— В смысле жопы? — уточнил Соловейчик. — Это, брат, достаточно просто. Видно, бандюков кто-то предупредил, они все и дернули. Так что если бы не вы, то вся операция коту под хвост. А так хоть что-то можно показать. — И Соловейчик с нежностью посмотрел на свеженькие трупы. — Красота.

— Да уж, — посмотрел на дело рук своих и Виктор. — Вот уж действительно день прожит не зря. — И сплюнул.

— И все-таки объяснишь ты мне, кто такой Мефистофель? — настойчиво повторил свой вопрос Турецкий.

— А ты вроде не слышал никогда? — Обычно жизнерадостный и брызжущий энергией Грязнов впал в состояние оцепенения, если не сказать анабиоза.

— Ну, слышал, конечно, читал даже. Был такой в немецком фольклоре. У Гете, кажется, упоминался…

— Не, это тебе не немецкий фон-барон. Он, знаешь, больше на нашего похож, которого тезка твой, Сашка, только не турецкий, а африканский, Пушкин то бишь, изобразил. Разухабистый такой, наглый. Мать его! — Оживившись на минуту, Слава опять сник и потерял интерес к беседе.

— Ну?

— Отстань. — Грязнов завалился на стол и, положив пегую свою голову на скрещенные руки, уставился в одну точку.

— Кофе хочешь? — предложил Турецкий. — Или таблетку… большую… кремлевскую?

— Команду их, гадов — кремлевскую, передушить хочу собственными руками!

— «Кремлевская команда»!!! — заржал Турецкий. — У тебя белая горячка, Славка. Ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь?! Ни за что… Но… какой такой Мефистофель? — недоумевал Турецкий. — Почему не знаю? Я всех великих полководцев знаю… Ну не темни. Поделись со старым товарищем.

— Тошно мне. Грустно и обидно, понимаешь? Как они меня сделали…

Чтобы услышать наконец историю этого русско-африканско-кремлевского преступного гения, необходимо было армянское лекарство. Турецкий сходил к сейфу и вынул вторую бутылку изумительного коньяка с премьерской дачи. Собирался поберечь, сохранить, как говорится, на черный день. Но, похоже, для Славки как раз именно такой день и наступил.

Глаза Грязнова, обычно вспыхивавшие от одного вида спиртного, остались безучастными, и даже плеск живительной влаги в стаканах не вернул его к жизни. Он, конечно, выпил, но как-то без удовольствия и, уже ставя стакан на стол, разродился тостом:

— Чтоб они все сдохли!

Турецкий налил по второй:

— Давай теперь поименно, за каждого.

Грязнов выпил молча. Турецкий налил еще.

— Хорошо, давай конкретно: пусть у господина Мефистофеля случится спонтанная лоботомия и он переквалифицируется в честного дворника.

Грязнов опять промолчал. Турецкий уже чувствовал легкий шум в голове, но мерзкое настроение друга не позволяло насладиться благостностью напитка. Пили как воду, обидно. Он разлил остатки, надеясь, что количество все же перейдет в качество.

— Славка, ну скажи хоть что-нибудь, ты меня пугаешь.

— Что ты пристал, как пьяный до радио, не знаю я ничего. И никто не знает. Есть только мифы и легенды. Фольклор, как ты метко выразился.

— Ну, давай хоть легенды.

Грязнов долго и задумчиво смотрел на пустую бутылку, возможно, выстраивая в своих отвратительно трезвых мозгах какой-то длинный ассоциативный ряд от нее или ее канувшего в лету содержимого к судьбам доставших его врагов. Но так ничего и не сказал.

«Чуть-чуть не хватило», — подумал Турецкий. Он высунулся в приемную:

— Рит, у нас на антресолях ничего не завалялось?

Маргарита посмотрела на него осуждающе.