— Полчаса еще не прошли, — уныло говорит он, глядя на часы.

— Что за пожилая дама только что вошла сюда?

Физиономия Соболя каменеет.

— Это касается только полиции.

Мэл тяжело вздыхает.

— Тогда скажите, почему не выпускаете Бекса.

— Проводим расследование, — не в первый раз повторяет Соболь.

— Никак не могу связаться с Чарли. Вы передали ему, что я здесь?

— Передам, когда он освободится, а пока, сделай милость, уйди с глаз моих! — зло выпаливает Соболь, чье терпение, наконец, лопнуло под напором неприятных вопросов, хотя, на мой взгляд, он все же хватил лишку. Думает, нам с Олли это понравится?

Соболь вновь пытается выпроводить мою подружку и доводит до ее сведения, что сегодня у него масса дел — на очереди еще с полдюжины «постоянных клиентов», и каждому непременно удели время, каждый непременно желает толкнуть речь.

— А может, их самих… того… столкнуть куда-нибудь? — подмигивает Мэл.

— О, как ты права, сестрица, — язвительно усмехается Соболь и вскидывает кулак в приветственном салюте. — К черту ублюдков!

Как раз в ту минуту, когда я решил, что мое положение хуже некуда, возвращается Атуэлл. Рядом с ним идет Чарли, а позади — кое-кто новенький.

— Клянусь, Чарли, я тут ни при чем, правда, — слезливо причитает Норрис.

— Конечно, нет. Понимаю, это все ужасно, — отвечает Чарли, впрочем, не слишком убедительно.

Атуэлл отпирает дверь камеры по соседству с моей и приглашает Норриса поближе познакомиться с интерьером.

— Только не в камеру, прошу вас! Чарли, скажи им, я не могу сидеть в одиночке! Стены так и давят, так и давят на меня, — хнычет он.

Чарли переводит скулеж Норриса на юридический язык и объясняет сержанту, что его подзащитный страдает клаустрофобией и по этой причине просит не заключать его в камеру.

— Не волнуйся, Чарли, твоему подзащитному не впервой ночевать в камере. Кроме того, мы всегда оставляем ему свет, — заверяет адвоката Атуэлл.

— Уж не Норриса ли к нам привели? Ну и соседство! — кричу я из своих апартаментов.

— Кто там возникает? Закрой хлебальник, Бекс! — огрызается Норрис.

— Пардон… — Я вдруг сознаю свою ошибку. — Это Оскар Уайльд.

— Молчать! — осаживает нас Атуэлл.

— Смотрите, он пытается сбежать, — настаиваю я. — Скорее дайте ему по башке! Мы все вас поддержим.

— Я сказал, молчать! — орет сержант.

Норрис строит несчастную мину, однако знает, что от судьбы ему сегодня не уйти. Он нерешительно переступает через порог камеры, а когда оборачивается, Атуэлл уже закрывает дверь.

— Подождите, разве не полагается забрать у меня ремень и шнурки? — напоминает Норрис.

— Оставь себе, — не задумываясь, отвечает Атуэлл. — Пригодятся.

Дверь захлопывается, слышен лязг поворачиваемого в замке ключа.

— Ей-богу, Чарли, не понимаю, как ты можешь защищать таких мудаков, как Норрис, — качает головой Атуэлл.

— Презумпция невиновности, сержант. Тебе известно о ней не хуже моего, — отзывается Чарли.

Атуэлла ответ не удовлетворяет.

— Как же так? Этот самый Норрис угнал и разбил машину твоей дочери!

— Обвинительного приговора не было, так что в глазах закона он чист, — пожимает плечами Чарли.

— Но ты-то знаешь… — заводится Атуэлл, однако Чарли и слушать его не хочет. Когда надо, Чарли — настоящий кремень.

— То, что я знаю, к делу не пришьешь. В нашей стране каждый человек имеет право на юридическую защиту.

— Ну, конечно, — с издевкой кривит рот Атуэлл, — покуда все расходы ложатся на плечи Джо Маггинза, честного налогоплательщика.

— Поверь, сержант, мне тоже все это не нравится, — спокойно отвечает Чарли.

Отперев дверь камеры, Атуэлл воссоединяет меня с адвокатом моих славных соседей.

— Привет, Чарли, как дела? — говорю я, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Спасибо, неплохо. Заполни вот это, — улыбается он и сует в мою протянутую руку бланк заявления на бесплатную юридическую помощь.

Атуэлл вне себя от злости, а я еще подливаю масла в огонь, правда, совсем чуть-чуть:

— Не одолжите ручку, сержант Маггинз?

С парадного входа прибывает подкрепление в соблазнительной форме Белинды.

— А, Мэл, приветик. Мне звонил Олли, сказал, его арестовали и держат здесь. Что случилось?

— Он тебе больше ничего не говорил?

— Нет, только просил поставить на запись шоу Тревора и Саймона, но я не нашла его по программе, поэтому на всякий случай записываю все, что идет сегодня вечером по первому каналу.

Мэл отгоняет прочь мысли насчет какой-то ерундовой передачи, усаживает Белинду рядом с собой и направляет беседу в русло текущих проблем:

— Олли вчера был с тобой?

— Со мной. Правда, пришел поздно — около трех часов ночи.

— Значит, они успели что-то натворить. Узнать бы, что конкретно, — вслух раздумывает Мэл.

— Они ведь не стали бы делать ничего плохого, верно?

— Белинда, мы с тобой сидим в полицейском участке! По-твоему, они совершили подвиг?

— Не знаю, я так разволновалась, голова вообще не соображает. Что будем делать?

— Вот именно! — Мэл многозначительно изгибает бровь. Видя, что до Белинды не доходит, она растолковывает: — Бекс скажет, что вчера ночью был со мной. Короче, как обычно. Ну и ясное дело, Олли скажет, что был у тебя. Алиби у них такое. Больше ничего не придумать — ночь же. Вопрос в том, нужно ли нам их покрывать?

Очевидность решения переполняет Белинду эмоциями: она сияет, как будто авторитетный астролог только что сообщил ей по «горячей» линии о ее гениальности.

— Конечно! Заявим, что они были с нами, и тогда копы их отпустят.

— Уверена? Имей в виду, тебя могут обвинить в лжесвидетельстве. Ты действительно согласна рисковать ради этих ублюдков, которые опять займутся тем же самым, едва выйдут отсюда? — докапывается моя зануда-подружка.

Белинда задумывается, но не видит в плане ничего страшного.

— Согласна, — подтверждает она. Заметив скептическое выражение лица Мэл, уточняет: — А ты — нет?

— Конечно, да, черт побери.

— Почему?

— Потому что этот подлый жулик — мой парень, и я не собираюсь в ближайшие два года мотаться в Брикстон только ради того, чтобы увидеть его виноватую рожу, — язвительно отвечает Мэл.

Белинда, довольная своим правильным ответом, облегченно улыбается, но облегчение быстро улетучивается.