А шла обратно — газета уже сорвана, и паренёк убитый рядом с этим местом лежит. Лет тринадцати, не больше. Неужели просто за то, что читал?

Очень холодный день. Ночью даже мороз был: утром видела на траве иней. Как-то стремительно в этом году наступила осень. Вчера был ещё и ледяной ветер. Мы с мамой ходили в слободку, пытались поменять вещи на еду — там всё-таки огороды у людей есть. Замёрзли невероятно. Я пришла — аж зубы у меня стучали, еле отогрелась. Хорошо хоть, Ванюшку оставили с тётей Лидой. Поменяли немного. Люди осторожничают, не знают, что будет дальше, опасаются голода и стараются запрятать то, что есть. Оккупанты отбирают всё, что попадается на глаза. Говорят, всех кур и гусей отловили и поубивали в первый же день. И люди видели, как румынские солдаты, которые железную дорогу охраняют, развели возле путей костёр и жарили гуся. Не кормят их в армии, что ли?

В общем, мы поделили с тётей Лидой всё, что наменяли. Теперь у нас и у неё есть картошка, постное масло и кукуруза. На какое-то время хватит. Хотели ещё муки — хлеб или лепёшки всё же самая сытная еда, но говорят, что ни у кого нет. А может, просто попрятали.

Наши всё отступают, если судить по победным реляциям немецкого радио и названиям взятых ими городов. Может, и врут, но похоже, что эта оккупация не закончится быстро. Неужели идти на них работать? У кого стоят немцы или румыны, у тех выбора нет — их чаще всего просто заставляют. У нас никто не живёт, так что выбор вроде бы есть. Но не работать — как же жить? Судя по тому, сколько удалось выменять вчера, скоро будет совсем нечего есть.

Некоторые люди почти сразу приспособились. Открываются парикмахерские и мастерские, которые содержат местные жители. Уже и обувь чинят, и сумки шьют, и одежду перешивают. Как расплачиваются в парикмахерской, не знаю, а за перешитое пальто, я видела, одна дама расплачивалась немецкой тушёнкой. Вчера наблюдала на улице стайку мальчишек лет 10–11, которые наладились чистить обувь и солдатам, и офицерам, и нашим. Ящики поставили на тротуаре, щётки раздобыли, ваксу даже двух цветов — чёрную и коричневую. Откуда только берут? Им платят едой или какими-то марками, на которые, говорят, что-то можно купить в открывшихся магазинах для местных. Впрочем, там тоже почти ничего нет. Во всяком случае, еда, мыло, спички — только на базаре.

На многих магазинах появились вывески «Только для немцев». Интересно, а работает там кто? Тоже немцы? Снаружи не видно, а заходить боюсь. Мы чувствуем себя униженными, запуганными и бессильными что-то изменить… Мерзко и противно. А с другой стороны, все будто уже привыкли к тому, что город оккупирован. Будто это нормально — что ничего нигде нельзя и нужно быть очень осторожными, чтобы не нарваться на выстрел. Вроде это уже обычная жизнь. А ведь ещё в октябре это невозможно было представить: как это — жить рядом с фашистами.

Фрицы стоят в соседних домах, но не у нас. Вот когда мы порадовались, что у нас туалет на улице и вода в колонке! Их это не устроило! Ура! Зато у Серафимы поселились какие-то офицеры (мама говорит, средние чины из полиции), и оттуда вечерами доносится музыка — и патефон, и губные гармошки — и визг, хохот… девки какие-то незнакомые туда ходят. Двор у нас общий — всё видно, но в их доме условия лучше, его недавно построили для сотрудников санатория РККА.

Странно видеть, что люди, которые на службе арестовывают и расстреливают других людей — таких же, как они сами, — потом приходят в квартиру и начинают просто веселиться или сидят на лавочке во дворе, играют на губной гармошке и рассматривают фотографии жён и детей, даже показывают их местным… Будто то, что они творят, — всего лишь обычная работа, как в конторе или на фабрике, ушёл — и оставил работу за порогом. Вот в первый же день повесили двух человек, застрелили парней, которые шли по улице после комендантского часа, — и ничего… просто работа?

Фашистское радио обещало, что их войска возьмут Севастополь к годовщине Октябрьской революции, потом — к 15 ноября, а теперь и вовсе помалкивает об этом. Надеемся, это значит, что наши войска пока ещё Севастополь не сдали, бьются.

Мы живём в постоянном страхе, беспомощные, нет никаких законов, жизнь наша зависит от прихоти фрицев.

Вчера появился новый приказ: все евреи и крымчаки должны явиться в течение трёх дней с вещами «для эвакуации за пределы Крыма». Приказано им собраться на стадионе РККА, причём можно брать с собой одежду и ценные вещи в неограниченном количестве, а ключи от квартир надлежит сдать в Еврейский комитет. Куда «за пределы Крыма» фашисты собираются эвакуировать евреев и крымчаков, зачем?

У меня возникла нехорошая ассоциация с той выборочной эвакуацией, когда выселили всех наших немцев в начале войны. Это что же получается? Что фашисты и советское правительство действуют очень похоже — делят людей по сортам? Страшная мысль. Наверное, я всё же ошибаюсь и просто про эвакуацию наших немцев чего-то не поняла.

Последний срок сбора евреев — 20 ноября. Сегодня я ходила к папиным друзьям Розенфельдам. В городе говорят, что готовится нечто ужасное, что якобы всех евреев немцы будут расстреливать. Я пошла предупредить, чтобы они скрылись куда-то. Серафима, у которой очень «оживлённые», я бы сказала, отношения с фрицами (а муж на фронте, между прочим!), уже несколько раз говорила нам, мол, «её» немцы и их гости утверждают, что евреев скоро будут расстреливать: «Юде пуф! пуф!» То же говорят и некоторые другие. Я всё это Софье Львовне и Рувиму Моисеевичу рассказала, а Р.М. говорит: «Наташенька, это вздор. Как бы ни были жестоки немцы, они всё-таки европейская нация, и их вожди не решатся на уничтожение целого слоя мирного населения, хотя бы и еврейского». Он узнал от каких-то знакомых, что в Польше, давно оккупированной немцами, евреев не убивали, но создали им тяжёлые условия жизни: гетто, концлагеря, физические работы, уменьшенный паёк. Он полагает, что и в СССР будет то же самое. Говорит: «Ну выселят нас куда-то, наверное. Конечно, будет тяжело. А вот некоторые говорят, что из Феодосии выселяют в Палестину[48]. Может быть, и правда».

В общем, ни в чём я их не убедила. У меня же нет никаких точных знаний об этом. Только разговоры и очень нехорошее предчувствие.

Сегодня утром я вышла из дома и увидела ужасную картину. Колонну евреев и крымчаков гнали по улице. Раз через наш район, значит, от стадиона куда-то за озеро. Может быть, в сторону Ореховой горки, в степь. Женщины несли детей или вели их за ручки и тихо плакали, мужчины несли тюки. Многие шли, как тени, тихо и медленно, с каким-то нездешним выражением страшно бледных лиц. Будто похоронная процессия.