– Я не знаю куда, – Борис Кузьмич устало вздохнул, – езжайте, куда хотите. Вам нельзя оставаться в больнице.

– Почему?! Мне нужно знать, что мальчик в порядке…

– Он не в порядке, – оборвал ее завотделением, – предстоит сложная операция. Но это не ваша забота.

– Я не могу уехать, – Алла жалобно смотрела в измученные глаза, – пожалуйста…

– Что за блажь?

– Ребенок совсем один. Я вас прошу, разрешите…

– Вы не мать.

– Но мы же не знаем, где она. Это я вызвала «Скорую», я была рядом. Поверьте, исчезну, как только объявятся родственники!

– И что прикажете с вами делать? – Борис Кузьмич покачал головой.

– Пожалуйста! Оставьте меня с ним.

– Исключено.

– Я вас умоляю! Я буду ухаживать. У всех детей кто-то есть…

– Родственники, а не чужие люди.

– Борис Кузьмич, – Алла продолжала жалобно смотреть на хирурга снизу вверх, – я вас очень прошу! Пожалуйста! Вы сейчас оперировать будете?

– Нет, – взгляд врача стал суровым, и Алла испугалась тяжелой морщины, которая легла между его бровей, – нужен рентген и анализы. Ребенок в крайнем истощении. Мы не знаем о состоянии внутренних органов…

– Тем более, – слезы сами потекли у Аллы из глаз, – я ему нужна.

– Не толкайте меня на преступление!

– Спасти маленького человека не преступление…

– Ладно, голубушка, – Борис Кузьмич вернулся к двери и убедился в том, что она плотно прикрыта, – чего не сделаешь ради ваших прекрасных глаз.

– Спасибо!

– Давайте сюда свой паспорт.

– Он на столе, – Алла едва сдерживала слезы радости.

Борис Кузьмич сел на место медсестры и достал из кармана халата пустой пропуск. Быстро вписал в него данные Аллы, передал ей.

– Иногда приходится лгать, – он тяжело вдохнул, – только будете говорить, что вы родная тетка, не мать. Поняли?

– Да.

– Хорошо. Посидите здесь, копию с вашего паспорта сниму.

Борис Кузьмич вернулся минут двадцать спустя с новостями.

– Ребенка уже определили в палату. Поставили капельницу. Мальчик спит.

– А завтра?

– Будем делать все, – Борис Кузьмич чеканил каждое слово, – чтобы спасти ногу. Но вы должны понимать. Многочисленные осколки. Винтовой перелом. Общее истощение.

Алла почувствовала, как ее обдало жаром изнутри. Крошечный человек, который всего-навсего оказался во дворе возле дома в тот самый момент, когда там вздумалось с ветерком прокатиться сумасшедшему, – в невменяемости водителя Алла не сомневалась – может остаться теперь без ноги? На долю секунды она представила себе эту картину, и ком подступил к горлу. Разве ребенок сумеет такое пережить?!

– Но ведь надежда есть?

– Рано пока говорить, голубушка, – Борис Кузьмич встал, – главное, раз уж умудрились остаться здесь, помогите ему.

– Я постараюсь. – Слезы все-таки не удержались, выкатились из глаз.

– Виктория Львовна сводит вас в палату к ребенку, посмотрите, что и как.

– А потом?

– Езжайте домой, подготовьтесь. Привезите ребенку чистые вещи. Завтра утром часов в восемь желательно быть здесь. Начнем с анализов.

– Спасибо вам!

– Виктория Львовна, – позвал Борис Кузьмич, выйдя в коридор, – проводите родственницу в палату. Пусть убедится, что ребенок устроен.

– Конечно, конечно, – теперь услужливая и улыбчивая, медсестра моментально возникла перед Аллой. – Идемте!

– Спасибо…

– Так вы не его мать? – ласково поинтересовалась Виктория Львовна в лифте.

– Нет, – Алла отрицательно мотнула головой, – к сожалению.

– Тетя? – не отставала она.

– Да. Это сын моей сестры.

– Понимаю, – женщина покачала головой, – непутевая у вас сестренка. Пьет?

– С чего вы взяли?!

– Значит, колется, – заключила Виктория Львовна.

– Бред…

– Жизненный опыт! Вы бы забрали мальчишечку, пока не поздно. Погубит она его…

Алла не нашлась что ответить.

Они вышли из лифта. Стараясь не цокать каблуками, Алла держалась за медсестрой. На цыпочках, вслед за Викторией Львовной, вошла в палату. Мальчик лежал на кровати прямо напротив двери, его лицо было спокойным и бледным, к руке была подсоединена капельница, за которой следила дежурная медсестра.

В палату с улицы падал свет фонаря, рисуя на стенах кошмарные тени от медицинских приспособлений, которые растягивали и поддерживали переломанные конечности травмированных детей. Парнишка лет девяти лежал на вытяжке, у мальчика помладше на соседней кровати была подвешена загипсованная нога. А на койке под самым окном спал худющий подросток, откинув одеяло и выставив наружу тощую забинтованную культю.

Алла закрыла ладонью рот и, глотая слезы, выскочила в коридор.

В чем смысл жизни? Служить другим и делать добро.

Аристотель

Добравшись до машины, Алла села в салон, включила радио и долго собиралась с духом, прежде чем завести двигатель. После пережитого было непросто преодолеть страх, который заблокировал способность водить автомобиль: любое неточное движение или незначительный промах мог превратить человека за рулем в убийцу.

Она осторожно повернула ключ зажигания и, прошептав непривычное «боже, сохрани и помилуй», тронулась с места. Повернула в противоположную сторону от подъезда, рядом с которым сбили ребенка, и поехала медленно, предварительно сканируя не только саму дорогу, но и двери, тропинки. Ей мерещились тени, летящие под колеса, и она, проклиная себя за слабость, тут же давила на тормоз. Потом снова, каждый раз преодолевая внутреннее сопротивление, начинала движение. Выехав на дорогу, Алла почувствовала себя увереннее. Прибавила скорость до сорока километров в час, на большее ее не хватало, и поехала к дому.

В собственном дворе, куда она попала через тридцать минут, стало намного легче: видения исчезли, призраки перестали метаться. Алла подумала о водителе, который сбил мальчика и даже не остановился. Кем надо быть, чтобы сделать подобное?! Психически больным? Алкоголиком? Наркоманом? Теперь ей казалось, она видела четко, как все произошло: ребенок неожиданно выскочил из подъезда и попал под машину, которая тут же уехала.

А она не запомнила даже номера автомобиля! Черный старый «Линкольн», вот и все приметы. Человек за рулем тоже остался загадкой: была уверена только в том, что это мужчина. Кажется, темноволосый. Вся надежда была на полицию, хотелось верить, что им удастся что-то узнать. По отпечаткам шин, по описанию автомобиля – все-таки не самая распространенная марка. Они могут опросить жителей подъезда: наверняка кто-то видел аварию из окна. Мало ли в старом доме старушек, страдающих бессонницей!