пистолетом. Документы у всех Магаровых в порядке, поэтому, если не докажем, что он стрелял в полицию, или убил кого-то из своих, то придётся его отпускать. У Магарова два сына. Старшему восемнадцать лет, зовут Адам, огнестрельное ранение в бедро, лежит в больнице. Следы пороха на руках тоже обнаружены, как вы понимаете, заявил, что накануне с папой работал на стройке, работал пороховым инструментом, документы в порядке. Про ранение сказал, что получил ранение, попав под шальную пулю. Второй, младший, Март Магаров, шестнадцать лет, документы тоже в порядке, следов пороха тест не показал, вместе с матерью и другими родственниками отпущен, живёт в жилом комплексе. Тут ещё стоит пометка родственник Магарова — Клинкер Васим, второй пилот грузового «Боинга», гражданин Асании, тяжело ранен двумя пулями в пах, через двое суток умер в больнице. Пули полицейского образца, были надпилены, поэтому разрушились при попадании в тело покойного. Прокуратура еще ведет проверку, но идентифицировать оружие, из которого оно было выпущено, скорее всего будет невозможно. Кроме того, во дворе жилого комплекса обнаружен полицейский пистолет-пулемет «Сумрак», с затертым номером, из которого стреляли, а после того, как патроны закончились, бросили. Оружие направлено на экспертизы, но криминалисты обещают восстановить номер к концу недели и скорее всего это автомат из числа похищенных со складов.

На мгновение повисла тишина, наверное, дядя Володя думал, какой, интересный для меня вопрос, еще стоит задать. Но не сложилось.

В дверь кабинета постучали, а потом, такой знакомый и родной, голос спросил:

— Здравствуйте, мой сын у вас?

Какая то сила подбросила меня вверх с уютного дивана, чтобы через секунду я осознал себя и внука, уткнувшимся в шею невысокой женщины со светлыми волосами и зелёными глазами — нашей с Сашей мамы. Да, я взрослый мужчина, видевший очень многое, чья родная мама бесследно исчезла где-то на просторах огромной страны, сейчас безуспешно пытался сдержать бегущие по щекам соленые слезы, потому что пришла мама. Несмотря на все уверения потомка, что интернет знает всё, найти какие-то следы своей матери за прошедшие дни я не смог, только адрес в Иркутске, куда в сорок втором году отправили извещение, что я пропал без вести. А теперь в Иркутске сепаратисты, с которым у Союза Республик вооруженный нейтралитет, и если я хочу найти следы матери, это надо просить Сашиных, а теперь и моих родителей, чтобы мне купили групповой тур в Восточную Сибирь. А пока я плакал, стараясь незаметно вытирать слёзы о ткань жакета единственной близкой мне женщины, живущей под этим небом.

— Что ты, Сашенька всё хорошо, все позади! Сейчас я заберу тебя отсюда. — Мамины руки гладили меня по волосам, с такой нежностью, что замирало сердце. Я поднял глаза и увидел, что по маминой щеке стоит стекает одинокая слезинка.

— Да, конечно!

Мы с мамой вспомнили, что мы не одни, а находимся в присутственном месте. Сзади смущенно покашливал Владимир Алексеевич.

Дождавшись, когда мы с мамой повернемся к нему лицом, дядя Вова смущенно поклонился:

— Анна Владимировна, от себя лично я приношу вам и вашему супругу Владимиру Николаевичу, глубочайшую благодарность за правильное воспитание сына. Он лично очень выручил меня, и я об этом никогда не забуду. Любой член вашей семьи может всегда обратиться ко мне за любой, подчеркиваю, любой, помощью. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы оказать вам такую помощь.

— Как-то очень неожиданно услышать подобное от полицейского. — мама была в полнейшем недоумении.

— Ну, Саша у вас большой молодец, поверьте это так. А теперь, извините, но официальная часть. Я через несколько дней зайду к вам в гости. Просто в результате некоторых событий меня обязали осуществлять гласный надзор за Александром. Ничего серьёзного, но формальности надо соблюдать. Я предварительно вам позвоню.

— Хорошо договорились, предварительно позвоните. — Мама взяла меня за руку и потащила к выходу.

Через два дня, в четверг, я пошёл в школу. С трудом уговорив маму не провожать-конвоировать, мы вместе с потомком неторопливо шли в сторону школы.

— Это что там за веселая возня? — я повернул голову в сторону группы школьников, что, заливисто хохоча, возились у торца жилого дома, мимо которого нам предстояло пройти.

— Ну если и веселая, то не для того, ботана, что у стены стоит. Это наши с тобой одноклассники задрота из нашего же класса мучают. Главный у них Глеб Хвостов, тот что в черными волосами, посредине. Папа его Борис Петрович Хвостов — начальник отдела финансовой гвардии в нашем округе, а остальные его прихлебатели. А дрючат они Вадика Стеблова. Он отличник, но очень застенчивый, поэтому в классе ни с кем не сходиться, вот Хвостов со своими пристяжными его выбрали своей игрушкой.

— А тебя?

— Что меня?

— Тебя они не трогают?

— Меня нет. Меня трогали Саид с друзьями. У нас в классе у каждой группировки своя жертва. Правда деньги Саид с Вадика иногда тряс, но без фанатизма. Ему было интересно меня напрягать.

— Угу, интересно, кого он сейчас напрягает?

— Слушай, а что там?

— Ну там, на том свете.

— Саша, у каждого свой ад. У меня не было ничего, просто пустота. Никого больше я там не видел, не ангелов, ни чертей. Возможно, что у Саида все по-другому.

А между тем игра продолжалась. Я ее знал, она, по идеи, была безобидная. Несколько человек по очереди хлопали по спине голящего, после чего он, обернувшись, пытался угадать, кто его коснулся. Если голящий угадывал, то человек, которого он опознал, сам вставал лицом к стене. Но современный вариант игры был немного изменен. Громко ржущие парни, под одобрительное хихиканье двух стоящих позади девчонок, били в костлявую спину Вадика Стеблова изо всех своих подростковых, но сил. Парень, глаза которого были полны слез, корчился под ударами, но даже если угадывал с авторством, все дружно заявляли ему, что он ошибся.

— Эй, ты куда? — всполошился потомок, когда я направил нас к веселящейся компании.

— Саида больше нет, значить в следующий раз к стенке попытаются прислонить тебя.

Я с ходу засадил по почкам Хвостову, так, что его сразу скрючило от боли — знаю, что очень больно, меня от гостеприимства в Комиссариате Евросоюза до сих пор корежит от болей в районе пояснице.

Когда Глеб с пылающими от гнева и боли глазами повернулся ко мне, я улыбался, вытянув вперед кулак с понятым вверх большим пальцем:

— Угадай кто?

— Ты! — Глеба перекосило.

— Неа, не я! Становись теперь ты! — я за плечо развернул Глеба и попытался подтолкнуть его к стене, но не успел — стоявший рядом с Глебом высокий парень с отечным лицом, очевидно его «секьюрити» перехватил мою руку и зло оскалившись наклонился ко мне, правда тут