каши и мяса, перекрученных в фарш. Раз в несколько часов все тот же черный человек приносил ведро. И как бы унизительно ни было, а пользоваться им приходилось под присмотром постороннего.

За все прошедшее с похищения время ей не сказали ни слова. Все ее попытки заговорить ни к чему не приводили. Девушку не заткнули кляпом, не ударили. И вскоре, после очередного пробуждения, она почувствовал настоящий ужас от происходящего кошмара.

Она не была нужна похитителям. Ее знания были не нужны. Ей не давали умереть, но на этом — все.

На задний план ушли все стремления и цели. Осталась только одна — не лишиться рассудка.

Фонарь на улице продолжал гореть, но мигнул, будто кто-то прошел в луче света. Такого великая княжна Выборгская еще не видела, а потому сейчас старалась задавить в себе быстро набирающий силу ужас.

До сих пор ее держали, сохраняли жизнь, но явно ждали, когда явится тот, для кого пленница была предназначена. И сейчас этот наниматель, возможно, уже идет в подвал, чтобы отобрать последнее, что у Анны Михайловны оставалось.

Казалось бы давно высохшие слезы потекли вновь. По одной скатилось по щекам, и великая княжна Выборгская решила, что враг не увидит ее сломленной.

Подняв подбородок, насколько позволял металлический ошейник, Анна Михайловна смотрела в сторону двери, чтобы встретить свою судьбу так, как положено великой княжне. Не сломившись.

Замок в двери привычно заскрипел, в темную комнату проник луч света.

Огромная фигура человека на его фоне выглядела громоздкой и несуразной. Пару мгновений он потратил на осмотр помещения, после чего произнес:

— Рейн.

И… Отошел в сторону, оставив великую княжну Выборгскую без внимания. Анна Михайловна почувствовала возмущение, всколыхнувшее душу, и уже хотела было закричать, когда разглядела того самого черного человека, что кормил и выносил за ней ведро. Пленитель сидел у стены, его шлем был расколот, наружу натекло крови.

Но обдумать этот факт девушка не успела. В проем вошел молодой человек в униформе Германского рейха. Вышитый на плече герб рода принадлежал к побочной ветви кайзера.

Светлые коротко остриженные волосы, высокий рост, широкие плечи. Сходство с верховным правителем Германского рейха было на лицо.

— Полагаю, Анна Михайловна? — спросил он, подходя ближе.

Много мыслей пронеслось в голове девушки, но самой яркой оказалось осознание, что она совершенно обнажена. И пахнет от нее ужасно.

— Да, — стараясь не растерять остатки гордости, ответила она.

Парень кивнул и, отвернув голову, произнес по-немецки:

— Герхард, объект найден. Доложите принцу Соколову. Логово зачищено.

А затем молодой человек вытянул руку и из его рукава выстрелило лезвие. После чего родственник кайзера перерубил оковы великой княжны и легко поймал ее, не давая упасть.

— Как говорят у вас в Русском царстве, — со смешком произнес он ей на ухо, — после такого я обязан жениться.

— Да.

Великая княжна Выборгская не восприняла его слов всерьез. Ее накрыла апатия, а следом, смывая все пережитое, накатило беспамятство.

В себя она пришла уже в медицинской палате. Мягкая кровать, белые простыни и никакой темноты, даже намека на тени в помещении не имелось.

— Очнулись, Анна Михайловна, — улыбнулся ей сидящий в кресле мужчина.

Не сразу, но великая княжна Выборгская узнала личного целителя государя.

— Константин Владимирович, — улыбнувшись ему, как родному, девушка попыталась сесть, но он остановил ее жестом.

— Успеете еще, Анна Михайловна, — заверил целитель. — Сейчас вам нужно отдыхать и восстанавливать силы. Здоровье ваше не пострадало, но организму потребуется время, чтобы привести себя в порядок. А потом уже и свадьбу сыграете.

— Как долго я здесь пролежала, Константин Владимирович? — тут же напряглась она. — У меня даже жениха нет!

Ерофеев добродушно посмеялся.

— Ваш батюшка уже обо всем договорился, — доверительно сообщил он. — Государь летит вас венчать, Анна Михайловна.

— На ком?!

— На третьем внуке кайзера Германского рейха, Анна Михайловна, — сообщил Константин Владимирович. — Герберт фон Бисмарк вас спас и попросил вашей руки. Вы согласились. Поздравляю, это весьма выгодный союз.

Анна Михайловна почувствовала, как ее снова уносит в блаженные объятия обморока.

* * *

Московский особняк великих князей Литовских. Княжич Романов Дмитрий Алексеевич.

Меня действительно ждали.

Петр Глебович, великий князь Литовский, встретил меня лично в гостиной.

— Дмитрий Алексеевич, добро пожаловать, — кивнул он мне, едва-едва опуская подбородок.

Еще с того памятного совета клана, когда я только обсуждал с Рюриковичами возможность покопаться в документах Японского сегуната, я решил последить за великим князем. Уж слишком он мне показался тогда подозрительным.

Но сейчас, по прошествии времени, приходилось признать, что ничего интересного из себя Петр Глебович Апраксин не представляет.

Средней руки администратор, умений и ума которого хватает только-только сводить концы с концами. Он даже полученные при разделе Речи Посполитой земли до сих пор нормально осваивать не начал. Собственных значимых проектов он не имел, дела вел осторожно, и если бы не происхождение, которым очевидно очень гордился, ничего бы примечательного я в нем не нашел вовсе.

Но его роду досталось великое княжество Литовское. И пускай Апраксин не приумножил его благосостояния, но ведь и не растерял. А в учебниках по истории к тому же напишут, что вернул исторические земли.

— Доброе утро, великий князь, — я склонил голову, как положено, приветствуя человека его положения.

Петр Глебович моими словами оказался доволен, на его лице мелькнул намек на улыбку. Значит, линию поведения я выбрал верную.

— Прошу в мой кабинет, Дмитрий Алексеевич, — позвал он и я последовал за хозяином дома.

Обстановка была роскошной, ее можно было бы взять за эталон того, как должен жить настоящий великий князь. Золото, камни, дорогие породы дерева, коллекционные картины, древние вазы. Конечно, большинство добра было нажито его предшественниками, однако тот факт, что Апраксин до сих пор все это не распродал, тоже говорил о нем многое. «Оракул» выводил мне примерную стоимость того, что попадалось мне на глаза. И я мог с уверенностью сказать, что если продать одно только содержимое этого особняка, можно было несколько городов отстроить.

Кабинет находился на втором этаже и тоже походил скорее на музей, чем на рабочее место. Впрочем, нашлось здесь место и для современного телевизора на стене, и для компьютера на столе.

— Присаживайтесь, Дмитрий Алексеевич, — поведя рукой в сторону кресла, предложил мне великий князь.

Я молча занял указанное место и выждал, пока Петр Глебович сядет за свой стол. Рюрикович сложил руки на столешнице, покрытой темным сукном винного оттенка, и с улыбкой кивнул, предлагая мне начинать разговор.

Раскрыв папку, которую я привез с собой с распечаткой составленных бумаг, я выложил документы на стол.

— Прошу вас, Петр