[2]Цинван — этим термином в Китае называли сыновей (кроме наследника) и братев императора.

[3]Каганат — государство кочевых племён (монголов-халху), глава которого носил титул «каган» — хан ханов.

* * *

Утро началось, как обычно — под приветствие «Просыпайся, соня!» и потряхивание за плечо. Я протёрла глаза и уставилась на как всегда не в меру бодрого Вэя.

— Так и ночевал тут? — махнула на место рядом с собой.

— Да, — кивнул Вэй. — И всё ещё подумываю к тебе переселиться!

На самом деле я долго не могла уснуть после его ухода и знала, что в мой «пенал» он больше не возвращался. Так зачем врать, что ночевал в моей комнате? Зевнув, я поднялась с матраца и, направляясь в коридор, проронила:

— Для чего переселяться? Чтобы с полночи уходить к себе и уверять, что спал здесь?

Вэй тут же вылетел следом.

— Ты… слышала, как я ушёл?

— А если бы и слышала? — сощурила я глаза.

— Так слышала или нет? — нахмурился он.

Я только рассмеялась, попыталась щёлкнуть по носу его, но Вэй перехватил мою руку, легко потянул меня к себе…

— Вэй, Юй Лу! Слышали, что прогулка в деревню откладывается на несколько дней? — раздался голос Сяо Ци.

Гэгэ тотчас выпустил мою руку и как ни в чём не бывало повернулся к приятелю.

— Нет. А почему?

Сяо Ци пожал плечами. А Вэй многозначительно посмотрел на меня, будто говорил: «Я же предупреждал».

Я ждала, что гэгэ вернётся к теме ночёвки в моей комнате, но вечером он, как обычно, попрощался со мной на пороге и на моё поддразнивание, не желает ли зайти внутрь, шутливо ответил, что я брыкаюсь во сне и не даю спать ему. Я хотела было признаться, что не спала, когда он поцеловал меня, и посмотреть на его реакцию, но почему-то в последний момент передумала. После той ночи в нашем общении что-то изменилось. Вроде бы мы по-прежнему подтрунивали друг над другом, шутили и смеялись, но во всём этом чувствовалась какая-то неловкость. Теперь я замечала, как часто Вэй задерживается на мне взглядом, как лучатся его глаза, и как он улыбается, когда на меня смотрит — мягко, ласково… другим он улыбается совсем иначе. Меня это смущало, приводило в восторг и пугало одновременно. А ещё я понимала, что и Вэй нравится мне больше всех, с кем я когда-либо общалась. Когда адепты, а вместе с ними и Вэй, таки отправились в деревню, я почувствовала себя ужасно потерянной, и Фа Хи, на весь день забравший меня в Храм Далеко Простирающихся Небес, сразу это заметил.

— Сосредоточься, Юй Лу, — строго проговорил он. — Вэй вернётся к вечеру, и ты его увидишь. А пока направь мысли на более важные вещи.

— Откуда ты знаешь? — насупилась я. — Неужели всё так очевидно?

По аскетичному лицу моего учителя мелькнула снисходительная улыбка.

— Я ведь не слеп.

— Думаешь, и я ему нравлюсь?

— Неважно, что думаю я, — как всегда ушёл от ответа Фа Хи. — Важно, что думаешь ты. Закрывай глаза и начинай считать вдохи.

— Он попросил нарисовать для него мой портрет, — зачем-то поделилась я.

— Так в чём дело? Нарисуй, если попросил. Но не начнёшь сейчас считать вдохи, вместо встречи с ним, будешь стоять в позе обезьяны до окончания вечерних молитв.

— Ладно, ладно… Тему эту начал ты, — огрызнулась я, но всё же поспешила закрыть глаза.

Может, из-за того, что скучала по Вэю и чувствовала себя непривычно одиноко, в этот раз образы родителей получились особенно чёткими. Они уже, конечно, потеряли надежду найти меня и вернулись в Питер. Встречу моих родителей с бабушками и дедушками моё сознание пропустило — слишком тяжело, слишком болезненно… Но теперь самая острая боль уже, наверное, прошла, и они пытаются вернуться к нормальной жизни. Я представила нашу просторную гостиную, светло-серый диван с яркими подушками, на котором мы любили валяться и смотреть телевизор. Сейчас комната кажется пустой, а диван — огромным. На нём, поджав ноги и оперевшись на спинку, застыла тонкая фигура — моя мама. На плечах — кремовое покрывало, в руках — книга. Но она не читает, просто смотрит на страницы. Лицо лишено выражения, волосы — в беспорядке, хотя до сих пор, мне казалось, она даже спит, сохраняя идеальную причёску. Во всём её облике столько грусти, что я не сдерживаюсь и громко выкрикиваю:

— Пожалуйста, не плачь, со мной всё хорошо!

И она вдруг вскидывает голову. Лицо из апатичного становится потрясённым, она роняет на пол книгу, поднимается и оглядывается по сторонам.

— Ты меня слышишь? — неуверенно шепчу я.

И она дрожащим голосом переспрашивает:

— Солнышко… это ты?

Её лицо, фигура, вся комната вдруг начинают расплываться, будто я смотрю на них сквозь стекло, по которому потоками стекает дождь. Но ещё слышу голос матери:

— Солнышко… не уходи… пожалуйста, поговори со мной ещё…

И, прежде чем наша гостиная окончательно растворяется в мутной пелене, я истерично выкрикиваю:

— Я жива! Я вернусь через семь лет! Обещаю…

Видение исчезло. Я снова — в Храме Далеко Простирающихся Небес, по щекам катятся слёзы, а рядом со мной — Фа Хи в медитативной позе.

— Ты, наконец, преодолела барьеры, Юй Лу, — донёсся до меня его голос. — Это достойно похвалы.

Всхлипывая, я подняла на него глаза.

— Она… действительно меня слышала? А я… её видела?

— Да, — ответил Фа Хи, но губы его не шевельнулись. — Теперь ты можешь создать собственную защиту…

— Не хочу защиту, — перебила его я. — Хочу увидеть её снова, всё объяснить…

— Сейчас твой дух истощён эмоциями, но ты вернёшься сюда завтра и попытаешься не поддаться им, как поддалась сегодня. А теперь закрой глаза и слушай мой голос.

Слишком измотанная, чтобы спорить, я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на том, что говорит Фа Хи. Но слова не имели никакого смысла:

— Достигший совершенства патриарх

от границы Вэйлюй

поднялся к небу.

Во дворце Умин

осветил чёрную пагоду.

Показалась её верхушка.

Серебряная река

течёт вниз, поистине сокровенно —

глиняный котёл, жёлтый двор,

природа и судьба соединились…

Потом я перестала искать смысл, и начала представлять упомянутые образы. Чернеющую верхушку пагоды, серебряную ленту реки, огибающую жёлтый двор. Но постепенно все образы начали сливаться в одно расплывчатое сияющее нечто, и я чувствовала, как сама растворяюсь в нём. Печаль из-за родителей, волнение из-за Вэя, раздражение из-за бессмысленного набора слов Фа Хи — всё ушло. Мне было уютно и спокойно, как не было уже давно. И сознание начало отключаться, словно отдавая меня во власть сияния, окутывавшего всё сильнее и сильнее… Но тут в тишине прозвучал повелительный голос Фа Хи: