Но у меня есть мысль, как сделать так, чтобы все были довольны и без «революционного» сценария. И если Орлова с Александровым не упустят свой шанс, все останутся в шоколаде.

– Григорий Васильевич, к сожалению, в сценарии нельзя поменять ни единого слова. Это было одним из многих условий, на которых мне вообще разрешили издать мой роман. Тема весьма спе цифичная, многие участники операции еще живы, мало того – некоторые до сих пор являются действующими разведчиками. И в романе учтена масса тонких моментов, он прошел тщательную вычитку у специалистов из КГБ. Поэтому я и рад бы, но их слово – последнее. И, как вы понимаете, подбор режиссера и исполнителей тоже будет целиком в руках Комитета, не говоря уже о надзоре за всем съемочным процессом.

Я грустно развожу руками. Бедный, несчастный Русин – он сам себе не хозяин! И намек мой более чем прозрачен – не нужно вам лезть в это, дорогой Григорий Васильевич. Крови из вас спецслужбы выпьют столько, что проклянете все на свете и сто раз пожалеете, что связались с этой сложной и опасной темой. Жизнь уйдет на одни только согласования, а вот времени у вас как раз и нет.

И тут же переключаю внимание звездной пары в нужное мне русло.

– Хотел рассказать вам одну интересную историю. В июне я был на приеме, который давала Фурцева в особняке Морозова. Там было много иностранных гостей, и я случайно подслушал один разговор. Два каких-то господина обсуждали недавнюю комедию «Очаровательная Джулия». Я так понял, что фильм поставлен по роману Моэма «Театр». И один из собеседников сетовал на то, что фильм получился слишком поверхностным, сам роман намного интереснее и глубже. Но всю прелесть этого ироничного романа на грани комедии и драмы могли бы, по его словам, передать только англичане или русские. Эта роль словно создана для их великой актрисы Орловой.

Я изображаю поклон в сторону кинодивы, замолкаю, давая оценить сказанное мною. Да, вру безбожно. Но как еще можно подвести их к этой идее? Джулия Ламберт – идеальная роль для Любови Петровны, и справится она с ней ничуть не хуже Вии Артмане. Скажем честно, та уже была несколько старовата и полновата для роли Джулии в 78-го году, интерес молодого Тома к даме такого бальзаковского возраста и комплекции смотрелся в фильме все же довольно странновато. А вот Орлова – это просто идеальная Джулия, идеальная во всем.

– Я так заинтересовался их разговором, что потом нашел этот небольшой роман в библиотеке и прочел его. Полный восторг! Почему у нас не ставят его в театре – это же готовая пьеса?

– Может, потому, что в центре романа адюльтер? – задумчиво произносит Любовь Петровна. – Давно не перечитывала его, а, видимо, стоит освежить память.

– Все эти постельные сцены – ерунда, их можно вообще обойти! – уверенно заявляю я. – Ведь главная мысль романа совсем в другом. Помните, в самом конце она вспоминает фразу Шекспира: «Весь мир театр, в нем женщины, мужчины – все актеры». А потом делает парадоксальный вывод: «Лишь мы, артисты, реальны в этом мире». Понимаете?! Вся суть этого романа в том, что взрослая умная женщина находит в себе силы побороть болезненную страсть и понять, что искусство для нее – главное. Театр, зрители – вот ради чего стоит жить! А как она элегантно отомстила Тому и Эвис?! Когда я прочел роман, у меня перед глазами уже стоял сценарий фильма. Я просто в восторге от главной героини! И поверьте: никто лучше вас, Любовь Петровна, Джулию Ламберт действительно не сыграет. Ну скажите мне – кто еще из наших актрис сможет носить костюмы той эпохи лучше вас? Кому вообще такая роль по зубам?

Вика обеспокоенно сжимает мою руку под столом, Александров рассматривает меня с какой-то оторопью. И я его даже понимаю. Такой быстрый переход от «Города» к «Театру» Моэма удивил бы кого угодно. Но я напорист и убедителен. Потому что искренне верю в сказанное. И Орлова уже загорелась моей идеей, хотя еще сомневается.

– Алексей, нас опять начнут обвинять в том, что мы играем заграницу.

– Да пусть обвиняют. Не все же соцреализм снимать. Любовь Алексеевна! Вы неправильно оцениваете ситуацию и расставляете акценты. Да, действие романа происходит в тридцатых, да, в антураже Лондона. Но кто говорит, что нужно особо заострять на этом внимание? Главное в романе – Джулия Ламберт и ее судьба. Это гимн театру. И готовый бенефис для любой талантливой взрослой актрисы. Хотя нет, не для любой… – делаю вид, что крепко задумался, – только для великой. Остальные все испортят, не справятся с искушением предстать на экране просто эффектной театральной дивой. А вы вложите в эту роль всю душу. Сыграете Джулию так, как можете только вы. И вспомните, какие там фактурные персонажи! Например, та же Долли – подруга Джулии, – эта небольшая роль просто создана для Фаины Раневской!

Ну вот, дело сделано. Думайте, товарищи. Лучшего варианта вам точно никто не предложит. И как раз с этим фильмом, наполненным мягкой иронией, Александрову и Орловой справиться по силам.

– И еще. Теперь я понял, что за кадром в фильме должен звучать ваш голос, Григорий Васильевич. Только вы, и никто другой, сможете произнести диалоги автора, полные иронии и теплого участия к Джулии. Если вы решитесь, это будет настоящий шедевр.

А Орлова получит великолепный финал своей кинокарьеры, который она заслужила, как никто другой. Но об этом я, разумеется, молчу.

* * *

7 сентября 1964 года, понедельник

Москва, МГУ

Стоит мне появиться в понедельник в университете, как навстречу бросается Лева. Уже по его радостному лицу понятно, что Коган-старший согласился возглавить журнал. Хоть сам я и ожидал этого, все равно с души словно камень падает. Потому что другой кандидатуры, если честно, у меня нет, а тратить время на то, чтобы пытаться сработаться с незнакомым человеком, жалко. Общий сбор Марк Наумович назначил на завтра, – встречаемся все в новом помещении редакции на Пятницкой, в шесть вечера. А сегодня у него, по словам Левы, встреча с товарищем Сатюковым, товарищем Аджубеем, визит в ЦК и в Союз журналистов. Короче, сначала новому главреду нужно пройти все круги чиновничьего ада, представиться и получить ЦУ, а только потом – встреча с нами.

Лекции слушаю вполуха. Голова забита совсем другим. Я раз за разом пробегаю глазами наброски с идеями для журнала, стараясь добавить к ним побольше деталей. Рядом старательно сопит Димон – тоже что-то пишет в тетради, и это точно не конспект лекции. Лена в другом конце аудитории задумчиво смотрит в окно, кусает губы. Подозреваю, что ей сейчас нелегко – девушке предстоит знакомство с отцом Левы, а потом и работа под его начальством. И как сложатся их отношения, одному богу известно. Надо бы ей подкинуть каких-нибудь идей.

Во время обеденного перерыва между лекциями нахожу старосту Олю, чтобы обрадовать ее – лед тронулся.

– И сколько наших будет завтра?

– С тобой и со мной шесть. Всех остальных будем привлекать на внештатной основе.

– Шесть? – подозрительно переспрашивает она. – А кто еще, кроме Когана и Кузнецова?

– Юлька Лисневская и Ленка Антонина.