– Тоже мне улика!

– Все же лучше разузнай. Я подумаю. Обязательно есть какой-нибудь способ.

– Я не уверена, что хочу знать, кто он…

– Я понимаю, но это ведь только что произошло, нужно подумать, переварить… Хочешь десерт?

Официант монотонным голосом оглашает нам блюда дня.

– Лимонный торт, пожалуйста!

– Лимонный торт? Но ты же ненавидишь его! – удивляется Лили.

– Знаю, но сегодня мне ужасно его хочется. Моя психологиня сказала, что я переживаю возрождение. Новые ощущения, новые сны, новые вкусы. Сегодня это лимон! Я до смерти хочу попробовать торт с лимоном и меренгой. С Рождества я еще и с удовольствием пью хорошее вино. Стивен серьезно сказал мне, что это единственный известный способ отсрочить болезнь Альцгеймера. Он узнал этот секрет от своих заслуженных коллег-неврологов, которые просто не могут назначить «выпивать бокал доброго вина каждый день»…

– Ясное дело, но если это против Альцгеймера, ты рановато начала его принимать.

Принесли мой торт, я разглядываю его. Я поворачиваю тарелку и рассматриваю золотистый завиток свежей меренги. Я глотаю кусок. Мне никогда не нравился лимон, не нравилось все кислое. Но тут я наслаждаюсь этим вкусом, тонким, великолепным. Нежное песочное тесто тает во рту. Я решаю отодвинуть безвкусную меренгу, слишком огрубляющую вкус лимона.

– Мадам не понравилась меренга? – спрашивает меня официант, забирая мою тарелку.

– Мадемуазель, молодой человек…

Когда меня называют «мадам», у меня создается ощущение, что мне сто лет, – мне, двадцать лет назад еще бывшей подростком.

– Да, это прекрасное украшение, ваша меренга, но мне не нравится ее приторный вкус.

Я покидаю Лили, возбуждение которой не иссякает. Она обещает мне обдумать план действий.

У себя дома я перечитываю письмо, удивляясь новому сердечному воздействию, которое оно оказывает, и звоню моему возлюбленному, чтобы вернуться к реальности, оставляю ему сообщение: «Здравствуй, доктор, ты сказал, что перезвонишь мне… так что перезвони, пожалуйста. Целую тебя крепко».

Звонков от Стивена нет. Сегодня я принимаю на ночь двойную дозу снотворного, чтобы забыть и молчание возлюбленного, и анонимное письмо. Это моя «терапия отключения». Привыкшая к перебору лекарств, я просыпаюсь через двенадцать часов довольно свежей.

Утром Стивен перезванивает. Он придет к ужину. Ура!

Адвокатша хочет, если можно, увидеться со мной сегодня. Она оставила мне на автоответчике одно из тех загадочных посланий, которые я терпеть не могу: «У меня две новости: одна плохая, одна хорошая». Я не могу до нее дозвониться и решаю как можно скорее добраться до ее адвокатской конторы.

– С какой новости начинать, Шарлотта, – с хорошей или с плохой?

– С хорошей, плохую вообще говорить не надо.

– Я бы с удовольствием, но моя обязанность – поставить вас в известность: мы выиграли дело против «Мерседеса», но они подали на апелляцию. По-моему, у них мало шансов выиграть, настолько решение суда первой инстанции благоприятно для вас. Проще говоря, суд полностью подтвердил отсутствие у вас злого умысла, вы всегда платили по счетам, и если они профессионалы автомобилестроения и торговли автомобилями, то именно они должны правильно считать и обнаружить свою ошибку сразу, а не через три года. Однако моя коллега с противоположной стороны была очень профессиональна, настроена по-боевому и неумолима! Извините за выражение, но у нее на вас зуб… Так что хорошая новость – мы выиграли, плохая – они подали на апелляцию.

– То есть у нас остается шанс проиграть?

– Да. И надо все готовить по новой, всю доказательную часть.

– И снова платить судебные расходы?

– Да.

Ненадолго упав духом, я снова обретаю боевой настрой. Главное – верить своей интуиции и обнадеживающей улыбке адвокатши.

– И все же как жаль потерянного времени, сил, денег…

«Давид против Голиафа», дубль два! Поздравляю вас с победой, но придется работать еще лучше, чем в первый раз, потому что они будут из кожи вон лезть.

Почти через год мы выиграли апелляцию, но они подали на обжалование!

– Да сколько же так может продолжаться? Чего им надо, доконать меня, что ли? А если меня осудят и я не смогу заплатить, что тогда?

– Могут описать имущество.

– Какое? Кибитка номер два продана. Диван из «ИКЕИ», ободранный котом? Тарин DVD-плеер? Мое золотое сердечко?!

В конце концов мы одержали окончательную победу, мне не пришлось защищаться в кассационном суде, и тем лучше, потому что моя адвокатша сказала, что мне придется обратиться к ее коллеге, специализирующемуся на таких процессах, и каждый запрос его стоит пятьсот евро… Мы выиграли потому, что «Мерседес» слишком поздно подал на обжалование. Установленный законом срок давно истек. Это просто мания у них какая-то. Шарлотта – хрупкая, но упрямая артистка победила международный концерн с перебоями в работе.

Стивен сегодня в мрачном настроении. Он заявляет мне, что переходит в другую бригаду и больше не сможет меня вести. В каком-то смысле его это устраивает, он говорит, что лучше лечить незнакомого человека. «А любимого человека?» – думаю я. «Врач объективнее смотрит на пациента, которого он не знает лично, наука плохо уживается с субъективностью».

Я спрашиваю у Стивена причину его перевода, он отвечает уклончиво, вроде бы он и сам не знает. Я чувствую его смущение.

– Но это же все-таки не из-за меня? Про нас никому не известно, правда?

– Понятия не имею. Но так лучше.

Стивен хочет сменить тему, он готов говорить о чем угодно, лишь бы добиться этого.

– Я немного раздраженно говорил тогда с тобой по телефону, но я правда думаю именно так, как сказал. Магия жизни как раз в том и состоит, что жизнь непредсказуема… Так что сказал этот ясновидящий? Скажи, хоть послушаю что-то забавное.

– Он очень проницателен…

– А с любовью как? Ты же у него наверняка спрашивала.

– По-разному…

– Вот уж поучительный ответ! И дорого ты заплатила за такие новости?

– Он очень многое мне открыл, с его помощью я сделала одно очень взволновавшее меня открытие…

Я встаю из-за стола и протягиваю Стивену белое письмо. Он быстро читает его, с улыбкой, которая с каждой строчкой становится все шире.

– И ты веришь в эту фигню… – говорит он и берет меня за руку.

Как может этот человек быть таким уверенным в том, что он говорит?

Внезапно я представляю себе со всей очевидностью Стивена и Лили, как два полюса моей жизни, две полные противоположности, между которыми в мощном магнитном поле колеблюсь я сама.