– Да, на месте, слава богу, – отрапортовал я, звеня ключами.

– Интересный случай, – пробормотал Фима. – Ладно, ты осмотрись там еще, а мне надо работать, у меня здесь человек, эксперт, если ты не забыл.

– Да, я помню… – отозвался я виноватым голосом, за что возненавидел себя еще больше.

Да, у Фимы точно была причина злиться на меня. Куда бы я ни отправился, что бы ни предпринимал в последнее время, проблем у меня не убавлялось, а наоборот, их становилось все больше и больше. К тому же здесь, в квартире, где я был со Второй Ольгой, я испытал настоящий стыд еще и за то, что рассказал об этом Кострову. Вот за что меня уважать?

Я сел на диван и начал представлять себе сцены одну ужаснее другой. Что здесь могло произойти в мое отсутствие? Кто мог сюда прийти?

Конечно, я осмотрел замки – ну не видел я следов взлома! Однако я же не эксперт! Может, кто-то ловко и чисто открыл отмычкой?

Господи, деньги! Я хоть и думал о них, но стол открыл в последнюю очередь. Я вообще тогда туго соображал.

Ну вот и все – денег не было. Сколько там было-то? Около ста пятидесяти евро и тысяч восемь рублей. Уж как-нибудь переживу такую потерю.

Потом моя вялая память напомнила мне о том, что в спальне в тумбочке у меня лежит обручальное кольцо, Майин перстень с агатом (случайно завалялся среди моих вещей во время переезда) и довольно дорогие часы.

И этого богатства не оказалось. Но для вора это все же не такая уж и славная добыча. Кольцо тонкое, хоть и золотое, перстень – так себе, дешевка. А вот часов было жалко. Нет, в полицию точно заявлять не буду. Позову знакомого слесаря – он живет на первом этаже и безотказно помогает мне, когда я к нему обращаюсь, – и он сменит мне замки, которые мы с ним же и купим. Я-то в них ничего не понимаю. Скажу, что нужны самые надежные. Потом приглашу специалистов, которые установят сигнализацию в квартире. Давно пора. Не знаю, почему я до этого не додумался раньше. Всегда считал, что в квартире нет ничего ценного. Пусть так, но все равно это так гадко, когда приходишь к себе и видишь, что здесь уже кто-то побывал, похозяйничал, что-то взял без спроса…

Но откуда кровь? Быть может, вор так разволновался, что у него носом пошла кровь? Может, гипертоник или просто имеет слабый нос? Я пытался представить себе, что же тут произошло в мое отсутствие. Возможно, вор проник ко мне ночью, двигался по квартире в темноте и шарахнулся носом о косяк. Что ж, и такое могло быть. Вот откуда кровь.

Так не хотелось уже думать об убийствах, смерти, о том, что меня в очередной раз пытаются подставить.

Я вышел из квартиры и позвонил соседям. Ну конечно, никого нет дома. Что ж, этот вор не дурак, знает, когда обчищать чужие квартиры – когда большинство жильцов находится за городом на дачах, вот как мои соседи. Или я сам!

Я решил проверить, может, и соседняя квартира не заперта, может, ее тоже обнесли? Я взялся за новенькую, почти золотую ручку мощной металлической двери соседей, повернул ее – заперто. Правда, мне показалось или самое устье замка было поцарапано? Я присел и начал внимательно осматривать замок. Так и есть – множество глубоких царапин, и это на новом замке. Золотая поверхность была жестоко исчерчена, изуродована. Значит, и сюда пытались пролезть, да не вышло. Странное дело, но мне стало даже легче. Получается, что приходили не только по мою душу, то есть квартиру, интересовались всеми квартирами, которые можно было взломать. Значит, здесь был обычный вор, которому удалось без труда открыть мою дверь со старым хлипким замком, но которому не повезло с соседской дверью. А вот у них-то наверняка было чем поживиться. Они живут здесь не то что я – наведываюсь лишь время от времени. Люди они обеспеченные, она, Светлана, – финансист, Борис – ученый-биолог, который постоянно мотается по заграницам. Жена ходит вся в золоте и брильянтах, у каждого по дорогой иномарке… Вот они позаботились о своих замках. Правда, сигнализацию не установили. Надо будет как-нибудь при встрече намекнуть им. Хотя почему намекнуть? У меня же есть телефон Бориса, можно позвонить и рассказать…

Но я так и не решился никому звонить. Без ведома Фимы не стал ничего предпринимать, а звонить ему не хотел, чувствовал, что злю его.

Я вернулся домой, чтобы собраться с мыслями и разработать план действий. Я обдумывал грязный шантаж. Я собирался отправиться к доктору Туманову, чтобы рассказать ему о том, что Ольга жива и что если он надеется вернуть ее себе, то ему надо расстаться с той, Второй Ольгой. И в качестве доказательства того, что она женщина недостойная, лживая и распутная, я намеревался поведать ему о том, что случилось между мной и этой женщиной в моей квартире.

Но чем дольше я обдумывал свой визит в клинику, тем гаже становилось у меня на душе. Да что там. Я презирал себя!

Нет-нет, решил я, я не стану дурно говорить о женщине, какой бы она ни была. Но Туманову расскажу, где Ольга. Пусть знает, что она жива и здорова и находится в безопасности. И тогда он сам решит, как ему поступить. Я удивился тому, что Фима ему до сих пор не позвонил. Что он так увлекся расследованием, что начисто забыл о страданиях нейрохирурга, а ведь он живой человек и по-своему любит и жалеет свою молодую жену.

Я прибрался в квартире, почистил ковер, вернул на место диванные подушки (вообще непонятно, зачем понадобилось их бросать на пол!), с каким-то брезгливым чувством сорвал с кровати простыни и сунул их в корзину для грязного белья. Постелил свежее, пахнущее ванильным кондиционером, солидные запасы которого хранились в моей кладовой еще со времен нашего брака. В сущности, этим горьковато-ванильным духом была пропитана вся моя супружеская жизнь, и меня подташнивало от этого неистребимого запаха. Я дал себе слово в самое ближайшее время избавиться от этих больших пластиковых бутылей и вышел из дома, заперев двери на все замки.

Я вызвал такси и отправился в клинику к Туманову.

Я нашел его в хирургическом кабинете, где ему заканчивали делать перевязку, вернее, клеили на скулу полоски тонкого прозрачного пластыря. Туманова кто-то крепко приложил! Его избили, ударили по лицу! Он сидел бледный, с красными пятнами на лице и шее, и казался растерянным и похожим на большого перепуганного ребенка. Глядя на белый эмалированный медицинский лоток в форме почки, наполненный пропитанными кровью нейрохирурга ватными тампонами, я вспомнил кровь на своем ковре и подумал, что моя история так же, как и вата, набирает все больше крови. Что это, совпадение – разбитая физиономия Туманова?

Еще я удивился тому обстоятельству, что меня так легко пустили и в отделение нейрохирургии, где я искал моего доктора, и даже в кабинет, где ему оказывали помощь. Возможно, в клинике произошло какое-то нападение на доктора, и меня воспринимали как человека ему близкого или даже следователя. Должно быть, у меня в тот момент было серьезное, внушающее доверие лицо. Как хорошо, что никто, кто попадался мне на моем пути в клинике, не мог читать мои мысли (как часто я об этом думаю и радуюсь этому обстоятельству!), а то бы все узнали о том, какой я на самом деле мерзавец, под маской художника совративший его сожительницу.