Все следовало срочно записать. Голос, диктующий мысли, голос Альберта Мартиросяна, на время умолк, предоставляя возможность и мне подумать, сделать собственные выводы. Мертвые гуманнее нас, живых, им неведомо честолюбие. Чистый дух, не то что мы… Я бросил нетерпеливый взгляд на Виктора. Я был ему благодарен, но сейчас он снова до невозможности мешал. Ну, почему он никак не уходит, не желает понять?..

Я решительно выдвинул клавиатуру и, стараясь больше не обращать внимания на его присутствие, погрузился в работу.

Когда Полина, наконец, поняла, в чем причина ее раздражения и обиды на Виктора, то в первый момент с негодованием отбросила такое простое, но совершенно невозможное объяснение. Ревность. Да нет, она не способна на это мелкое, пошловатое чувство. Их отношения с Виктором всегда строились совершенно на другом – никакой ревности по определению возникнуть ни у него, ни у нее не могло. Ну, причем здесь ревность, когда они просто друзья, коллеги, практически родственники, да кто угодно, но только не те, между кем может возникнуть подобное чувство? И если бы не эта идиотская ситуация с цветами, не это недоразумение… И длилось-то оно всего ничего. Уже в следующую минуту Полина поняла, что цветы Виктор купил не ей, а для того чтобы положить на могилу, но это мгновение непонимания все перевернуло: впервые в жизни она посмотрела на своего друга и делового партнера с другой стороны, представила… Да глупости она представила! Не может быть у них никаких романтических отношений! Пусть катится в этот чертов Нальчик! Нет ей до него никакого дела!

Снова разозлившись, Полина вскочила, выбежала из кухни, громко хлопнула дверью, будто Виктор был все еще там, и нервно заходила по комнате.

Нальчик. Она даже не сразу вспомнила. Но слово царапнуло. А потом он повторил раз сто: Нальчик, Нальчик, я улетаю в Нальчик. Скатертью дорога! Но даже после ухода Виктора она не могла понять, что же ее так сильно раздражает. И только теперь… Ну, нет, никакая это не ревность! Просто нечестно с его стороны так с ней поступать, прикрываться работой, мог бы прямо сказать… Неужели бы Полина не поняла? Молодой, здоровый мужчина, давно пора налаживать личную жизнь. Сколько можно пребывать в няньках?

Кстати, нянчиться с ней она его вовсе и не просила! Это он сам, добровольно, подвязался на эту должность.

Разозлившись еще сильнее, хотя казалось, это уже невозможно, Полина резко развернулась, но, не вписавшись в поворот, налетела на маленький столик, на котором стояли цветы. Те самые цветы, которые ей подарил Виктор. Ваза качнулась и едва не упала.

– Да он издевается, что ли? – чуть не плача от ярости, вскрикнула Полина, выхватила из вазы хризантемы, переломила их пополам, бросилась на кухню и выкинула в ведро.

На минуту стало легче. Она села за стол – опять на место Виктора, – допила остывший кофе. Тогда они тоже пили холодный кофе. Потому что стояла жуткая жара.

Это было два года назад, в той, прежней, зрячей жизни. Виктор внезапно зашел поздно вечером, она уже собиралась ложиться спать, взбудораженный, восторженно-трагичный.

– Представляешь, я сегодня встретил свою студенческую любовь, – поведал он, как только они уселись за столом на кухне.

Полина удивилась и совершенно искренне, и оттого бестактно, спросила:

– А ты был когда-то влюблен?

– Еще как был! – немного обидевшись, ответил Виктор. – Я даже чуть не женился в конце пятого курса. На девушке с глазами трогательной газели. – Он грустно улыбнулся, и тогда Полина предложила ему холодного кофе. Наверное, и в тот вечер ее что-то задело, хотя, конечно, ни о какой ревности речи не шло. – Иришка напоминала олененка, грациозная, тоненькая, подвижная, легкая, прекрасные трогательные глаза…

– Я что-то не поняла, – прервала его Полина, – кого она напоминала: газель или оленя? Вообще-то это разные животные.

– Не придирайся к словам, – не заметив иронии, отмахнулся Виктор и продолжил свои излияния. Он многое в тот вечер поведал Полине о своей первой любви.

Первой и единственной, прибавила Полина и, снова рассердившись, отодвинула от себя опустевшую чашку.

Они просидели тогда всю ночь. Виктор, поглощая литрами холодный кофе, рассказывал ей о своей возлюбленной. Как они познакомились, как он первый раз пригласил ее в кино, как, узнав, что она панически боится воды, подарил абонемент в бассейн и потом целый месяц учил плавать. Как на все экзамены они заходили в аудиторию вместе, как… Рассказам, казалось, не будет конца. Он все говорил и говорил, пока Полина не прервала его излияния простым вопросом – в нем не было ни злорадства, ни ревности.

– Так почему же в таком случае ты на ней не женился?

Виктор посмотрел на нее печально и с таким укором, что Полине стало стыдно и жалко его.

– Почему? Просто она полюбила другого, вышла за него замуж, и они уехали в Нальчик.

В Нальчик! Прошло два года с тех пор, как Виктор случайно встретил свою незабвенную возлюбленную на улице. За это время его газелеглазая, олененогая Иришка сто раз могла развестись с мужем. И Виктор, конечно, об этом узнал. Да они, наверняка, тогда обменялись телефонами и адресами и все это время переписывались, созванивались… Так неужели нельзя было прямо все объяснить? Зачем приплетать сюда работу? Работа – только повод. Нет, конечно, он все выполнит добросовестно и аккуратно, в этом можно не сомневаться. Но основная цель его поездки в Нальчик – ясно, какая. Вовсе не Мартиросян, вовсе не Инга, а эта чудная девочка Иришка.

Впрочем, Полине нет до этого никакого дела. Виктору действительно давно пора наладить личную жизнь, жениться и все такое прочее.

Полина встала, вымыла чашку и пошла в комнату. Наступил вечер. Самолет Виктора вылетел в Нальчик, а он так и не позвонил.

Он вообще не позвонил. Из Нальчика прислал эсэмэску с оскорбительно сухим текстом: «Долетел благополучно». А впрочем, оскорбляться не стоило, Виктор не хотел ее обидеть, просто никакого более личностного, более задушевного текста в тот момент написать не мог: через плечо заглядывала Иришка. Полина ярко представила, как произошла их встреча, будто сама при этом присутствовала.

Ира приехала в аэропорт задолго до прилета Виктора. Немного нервничала, не зная, как пройдет их встреча после такой долгой разлуки, нетерпеливо поглядывала на часы. Но вот объявили посадку. И хотя Ира ждала, что вот-вот объявят, напряженно прислушиваясь к каждому сообщению диспетчера, растерялась, испугалась и подумала, не уйти ли? А вдруг у них ничего не получится? Ведь прошло столько времени: она, наверное, сильно постарела, подурнела, да и Виктор не мог не измениться. Они, конечно, переписывались и часто созванивались, но ведь встреча – совсем другое дело. Ира достала из сумочки зеркальце – посмотрела на себя. Но увидела только бледное лицо и слишком сильно нарумяненные скулы, попыталась подправить неудачный макияж, но получилось только хуже, да и времени уже не оставалось.

Но напрасно она волновалась. Все вышло как нельзя лучше. Виктор совсем не изменился. Первый поцелуй, правда, получился немного скомканным, но ведь это и понятно. А потом Виктор обнял ее за плечи и повел к выходу из аэровокзала. Рядом с ним было тепло и уютно. Ира, улыбаясь, прижалась щекой к его немного щетинистой щеке – побриться перед отлетом у него не было времени – и собралась рассказать о том, как прошел ее развод, но вдруг Виктор руку убрал. «Прости, – сказал он, – одну минутку», – и стал набирать смс. Она заглядывала ему через плечо, из женского любопытства, которое облекала в форму детской непосредственности.