и королем Арагона, безусловно, были напряженные моменты и несколько раз возникала угроза разрыва, но в целом, похоже, коммерческие интересы с обеих сторон определяли взаимовыгодный мир.

То, что верно в отношении подданных короля Арагона, верно и в отношении подданных других европейских держав. Так, в 1262 году в Тунис отправилось норвежское посольство. Вторжение Карла Анжуйского в Южную Италию и Сицилию не изменило коренным образом положение Хафсидского халифата. После смерти Фридриха II Аль-Мустансир больше не платил ценз, который его отец Абу Закария ранее отправлял императору. Его отношения с Манфредом, сыном Фридриха, который сменил его на сицилийском троне, были, тем не менее, сердечными. В, 1266 году, в короткой войне между Карлом Анжуйским и Манфредом, Аль-Мустансир, вероятно, склонялся на сторону последнего. При дворе халифа  также находились два кастильских принца, Энрике и Фадрике, которые в 1260 году бежали туда от своего брата Альфонсо X. Фадрике поддерживал связи с Манфредом и даже покинул Тунис, чтобы сражаться на его стороне. После поражения он вернулся в Тунис в сопровождении нескольких других сторонников свергнутого короля, включая своего родственника Федерико Ланча. В смутные времена после победы Карла Анжуйского халиф предложил гостеприимство тем, кто был недоволен триумфом французов в Италии. Один из самых злейших противников Карла Анжуйского, неаполитанский дворянин Конрад Капече, даже предпринял, в августе 1267 года, с помощью пизанцев, нападение на Сицилию из Туниса. В следующем году внук Фридриха II, молодой Конрадин, попытался отвоевать Сицилийское королевство. Но он потерпел поражение в битве при Тальякоццо и вскоре после этого был казнен. Смерть последнего претендента на трон положила конец надеждам на реставрацию Гогенштауфенов — по крайней мере, временно. Халиф быстро осознал последствия. Аль-Мустансир был осторожен, и не желал напрямую становиться на сторону Манфреда. Если он и не выгнал сторонников Манфреда, укрывшихся в Тунисе, но, тем не менее, начал сближение с новым господином Сицилийского королевства. Именно с разрешения Карла Анжуйского Фадрике Кастильскому, осажденному французами в Агридженто, было разрешено вернуться в Ифрикию.

Таким образом, около 1270 года, Тунисский халифат был реальной силой в западном Средиземноморье, но довольно мирной, решительно ориентированной на торговлю и относительно веротерпимой. По крайней мере, мы можем сказать, что Аль-Мустансир был кем угодно, но только не угрозой для христианской Европы. Что же собирался делать Людовик в Тунисе? Зачем нападать на государство, которое было так безопасно, так терпимо к христианам и так далеко от Святой Земли? Причиной тому могло быть элементарное незнание географии. Людовик мог подумать, что путь из Туниса в Египет не так уж и долог. Но можно ли принять этот аргумент, учитывая, что Людовик провел шесть лет в Средиземноморье, между 1248 и 1254 годами, и что его консультировали генуэзцы? Каким-то образом он все же должен был иметь представление о положении различных стран по отношению друг к другу[114].

Надежда на обращение

При жизни Людовика письма, отправленные из лагеря армии крестоносцев, не давали никакого обоснования выбранной цели похода. 12 сентября в письме, в котором Филипп III объявил о смерти своего отца несколькими днями ранее, новый король лишь сообщил, что Людовик высадил армию "в порту Туниса, у входа в Африку, которую он хотел, если Господь позволит ему, посвятить христианскому богослужению, как только грязь сарацинских и берберских народов будет изгнана и уничтожена". Что это значит? В какой-то степени, через два или три года после крестового похода, Жоффруа де Болье делает явным намерение, переданное покойным королем его сыну. Людовик, объясняет он, еще до принятия креста обменялся посольствами с королем Туниса. Кроме того, некие доверенные люди, показали Людовику доброе расположение тунисского короля к христианской вере, объявив, что он легко станет христианином, если только сможет воспользоваться подходящим моментом и удержаться на троне, не боясь своего народа. "Ах, если бы я только мог видеть, как это произойдет, если бы я мог быть крестным отцом и защитником такого сына!", — сказал тогда Людовик. За несколько месяцев до своего отъезда, в день Сен-Дени (9 октября) 1269 года, король посетил торжественную мессу, отслуженную в аббатстве в честь покровителя королевства. Церемония, по словам Жоффруа де Болье, ознаменовалась важным событием. В тот день крестили "известного" еврея (к сожалению, имя его не сохранилось) и среди его крестных родителей был сам король и другие великие люди королевства (в Средние века крестных родителей всегда было несколько). За несколько дней до этого посланники халифа прибыли к королевскому двору и присутствовали на церемонии. Очень тронутый, король, как говорят, попросил их доложить своему господину, что он, король Франции, охотно согласится провести всю свою жизнь в сарацинской тюрьме и никогда больше не увидеть солнца, если король Туниса и его народ станут христианами. Жоффруа де Болье добавляет, что желание короля в этом отношении было тем сильнее, что когда-то христианская вера процветала в этом регионе Африки, особенно в Карфагене, во времена святого Августина, и могла процветать снова, а затем распространиться во имя чести и славы Иисуса Христа. Людовик считал — и это всегда повторял его духовник — что если великая армия крестоносцев прибудет в Тунис, то король города воспользуется возможностью обратиться в христианство, чтобы избежать не только собственной смерти, но и гибели всего своего народа.

Мог ли Людовик действительно верить в осуществление плана, который в ретроспективе кажется нам таким неправдоподобным? Это был не первый случай, когда предвзятая идея привела армию или народ к катастрофе. Но Жоффруа де Болье на этом не останавливается. В конце концов, продолжает он, король Туниса все еще мог отказаться от обращения (что он, очевидно, и сделал), но его город было легко взять, как и всю окружающую область, а Тунис был полон золота и серебра и наполнен бесконечным богатством. Взятие Туниса означало бы завладение сокровищами, которые были бы очень полезны для финансирования отвоевания Святой Земли. Наконец, для убедительности Жоффруа добавляет, что король Туниса оказывал султану Египта важную помощь, так что победив его, Людовик таким образом все равно помог бы Святой Земле. В любом случае, поход в Тунис не противоречил обету, данному в 1267 году, который предусматривал проход в Святую Землю, напротив, взятие Туниса должно было подготовить отвоевание Святых мест. Если все сложилось не так, как планировалось, заключил Жоффруа де Болье, следует винить в этом грехи крестоносцев и уповать на волю Божью[115].

Роль Карла Анжуйского

До недавнего времени историки не слишком доверяли объяснениям — несколько надуманным, надо признать — духовника короля Жоффруа де Болье. На самом деле, предположить, что халиф, придерживавшийся ортодоксальной альмохадской догмы, рассматривал возможность обращения в другую веру, сегодня кажется демонстрацией полного незнания реальности. Более