Но прошло еще несколько секунд, прежде чем он встал, прошел к дальнему концу бассейна, нырнул в воду и поплыл, резко и ритмично выбрасывая руки.

Витторио попытался сосредоточиться на плавании, выбросить из головы все другие мысли. Обычно плавание расслабляло его, но сейчас этого не случилось. Он по-прежнему ощущал нежные, ласкающие руки Лавинии на своем теле.

Он ушел под воду, надеясь, что это поможет ему унять охватившее его возбуждение. О Господи! Да он мечтает о ней, жаждет ее! Он никогда не испытывал ничего подобного в отношении других женщин, никогда не оказывался в ситуации, когда не мог бы контролировать себя. Лавиния должна осознавать, что делает с ним. Женщина с ее опытом. Женщина, слоняющаяся по барам в поисках мужчины. Конечно, она должна знать. И все-таки…

И все-таки его не переставало удивлять то, как она ведет себя наедине с ним. Сладость и нежность ее поцелуя, горящее в глазах желание, а затем — потрясение, боязнь его близости. Она застала Витторио врасплох, не позволив Мариетте коснуться его. В то же время наполнила его сердце триумфом и гордостью — он смог-таки пробудить в ней ревность. Но может быть, с ее стороны — это по-прежнему игра, которую он сам навязал ей?

Витторио нахмурился. Произнесенное мысленно слово «навязал» прошлось по его совести, как наждачная бумага. Вообще-то против его правил навязывать свою волю другим, но в данной ситуации у него не было иного выбора. Конечно, это объясняет поступок, но не служит оправданием, и он должен быть готовым к тому, чтобы расхлебывать возможные последствия.

Почувствовала ли Лавиния, как изменяет ему выдержка, когда он обнимал ее? Мариетта наверняка чувствовала бы. При мысли о ней его губы сжались.

В пятнадцать, тогда еще школьник, он пытался убедить себя, что уже достаточно взрослый, чтобы заменить умершего отца и защитить своих мать и сестер. Но в душе он еще был ребенком и часто ночью плакал, вспоминая отца и жалея, что тот так рано умер.

Этот период был самым трудным в его жизни: сначала потеря отца, потом домогательства Мариетты. Но это же помогло ему быстро повзрослеть.

Мариетта часто заходила к нему, когда он приезжал домой на летние каникулы. Но ему и в голову не приходило, что она ведет свою игру, пока однажды не застал ее в своей комнате… обнаженной.

Когда же она вручила ему вибратор, с помощью которого утоляла свою похоть, и попросила помочь ей, Витторио хотел было все бросить и убежать. Но убегают только дети. Он же считал себя мужчиной. Таким, каким хотел бы видеть его отец и какой нужен матери и сестрам.

— Что ты делаешь в моей комнате? — спросил он, с трудом выговаривая слова и стараясь не смотреть на обнаженное тело кузины. — Ты помолвлена и скоро выйдешь замуж.

Она рассмеялась ему в лицо. Но чуть позже ей стало не до смеха — Витторио открыл дверь и попросил уйти добровольно, пригрозив, что иначе прикажет слугам вывести ее насильно.

Мариетта ушла, но прежде попыталась переломить ситуацию в свою пользу.

— У тебя тело мужчины, — бросила она сердито. — Но ты, как дурак, не умеешь им распорядиться. Давай я научу тебя! — предложила кузина голосом, хриплым от желания. — Чего ты боишься?

— Ничего я не боюсь, — стоически ответил Витторио.

И это было правдой. Не страх мешал ему воспользоваться тем, что она предлагала, а гнев и брезгливость.

Но Мариетта так и не смогла примириться с тем, что он отверг ее тогда и отвергает сейчас. Ну и пусть! В конце концов, ее чувства к нему, если она действительно испытывала их — в чем лично он сомневался, — проблема самой Мариетты. Вот дед — другое дело. С ним Витторио не хотел ссориться, тем более сейчас, когда тот болен. Но средство, с помощью которого он вознамерился переубедить деда, кажется, только добавило Витторио головной боли. Он нахмурился, вспомнив, как складываются его отношения с Лавинией… и решил больше об этом не думать.

* * *

— Какое миленькое колечко! — заметила Мариетта, подойдя к Лавинии.

Они остались одни у бассейна. Бруно Папароне пошел кому-то звонить, а Гейбриелле надо было помочь матери приготовить все необходимое к приезду деда.

— Но помолвка еще не гарантия замужества, — продолжала Мариетта. — Ты мне кажешься очень ранимой, дорогуша. А Витторио — богатый и избалованный мужчина. Такие быстро пресыщаются женщинами. Ты сама должна знать это. Я полагаю, что шансов выйти за него замуж у тебя маловато, а с приездом деда станет еще меньше. Он не хочет, чтобы Витторио женился на тебе. Старик очень старомоден и настоящий итальянец. У него другие виды на единственного внука и на будущее финансовой империи, которую он создал.

Она замолкла, внимательно наблюдая за Лавинией. Та молчала, но прекрасно понимала, что у Мариетты на уме — любым способом заполучить желанного мужчину.

— Если ты действительно любишь его, то можешь пожертвовать ради него своими чувствами. Витторио предан деду. Да, он, возможно не всегда показывает свою преданность, но это факт. Представь, как тяжело ему будет морально — я уж не говорю о финансовой стороне, — если — между ними образуется пропасть. Мать и сестры Витторио финансово зависят от деда, и если тот лишит внука своей благосклонности, то пострадают все.

Мариетта с театральным вздохом потупилась и спросила наигранно-озабоченным тоном:

— Как думаешь, долго ли продлится любовь Витторио к тебе, если подобное случится? А я, естественно, постараюсь ускорить события — дед прислушивается к моим советам, потому что мечтает объединить наши компании. Так вершатся дела у итальянцев — по-родственному.

Она снова взглянула на Лавинию и недобро улыбнулась.

— Позволить наследнику миллионера жениться на иностранке, у которой нет за душой ни гроша, — это было бы не по-итальянски… Но поговорим о более приятном. Ничто не мешает нам прийти к обоюдоприемлемому решению. Я могла бы просто подождать, пока ты надоешь Витторио и он тебя бросит. Но я буду с тобой откровенной. Я приближаюсь к тому возрасту, когда родить Витторио сына становиться все труднее. Поэтому, чтобы упростить ситуацию, предлагаю тебе миллион долларов, если ты согласишься уйти из его жизни навсегда.

Лавиния почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Тем не менее она нашла в себе силы посмотреть в глаза Мариетты.

— Нельзя купить любовь за деньги, сказала она резко. — И меня тоже. Ни за миллион, ни за сотню миллионов. Ни за какие деньги! — Слезы выступили у нее на глазах. — Если когда-нибудь Витторио захочет разорвать наши отношения — это будет его выбор, но…

— Ты — дура. Набитая дура! — прошипела Мариетта, готовая взорваться от ярости. — Ты что, думаешь, Витторио действительно откажется от заключения брачного контракта, не дающего тебе ни цента? Дед заставит вас подписать его. А когда ты надоешь Витторио — рано или поздно это обязательно случится, — ты останешься ни с чем. Даже ребенка у тебя отберут. Итальянцы не бросают своих детей, и итальянские семьи не отказываются от своих наследников.