Это оружие всегда «било» без промаха. И сам черт ему не страшен, не то что какой‑то там фрицевский танк. Эка невидаль…

Сколько сейчас было таких отрядов по всему фронту, он, конечно же, не знал. Не виделись они практически ни с кем. Не до того в такой адской круговерти, даже если б и захотели. По остальным отрядам – всего лишь скудные отрывочные сведения в штабных блиндажах. И все… И сведения такие, лучше бы о них не знать, одна кровавая мешанина. Этот отряд попал под бомбёжку, полностью погиб. Этот напоролся на засаду фрицевских диверсантов поздней ночью и понёс огромные потери. Этот ещё хуже. А получилось с ними так… В общем, безрадостные вести. Худо‑то как все, хуже не бывает. Выходит – не одни они горе мыкают. Война проклятая, мать её за ногу! Будь она трижды неладна, бесовское отродье!

…Вчера при подходе к передовой «мессеры» разнесли в щепки одну из их полуторок. Люди погибли, а вот несколько собак чудом уцелело. И по прибытии они тут же пошли в дело.

Фрицы весь день неистово штурмовали этот державшийся из последних уж сил участок стрелкового полка. Ещё немного, и все – хана. Но они вовремя прибыли. И ситуация спасена. Надолго ли?

И собак, и людей в их отряде практически не остаётся. Обещали подмогу. Да только где она, эта обещанная подмога? Жди её, как манны небесной, вовек не дождёшься. Хреновая ситуация! Паскудная.

В штабе армии перед их убытием командарм хмуро и веско бросал, как камни, слова:

— Держитесь, сколько можете, майор. Знаю, трудно, но надо. Артиллерия уже на подходе. Сами понимаете, передвигается только ночью. Как только прибудет, вас отведут с переднего края. Все, вперёд! По машинам!

Дважды Ковалёву повторять было не нужно. И когда майор подымался по скрипучим ступенькам блиндажа к выходу, генерал окликнул его:

— Погоди, майор!..

— Лучше тебе знать, чем слухи разные дойдут, – генерал протянул ему черно–зеленую пачку «Герцеговины Флор». – Закуривай.

И когда оба сделали по первой затяжке, скупо сказал:

— Капитан Скворцов погиб. В одной из моих дивизий. Их оставалось всего ничего. Бои тяжёлые. В общем, прямое попадание снаряда в землянку. И собаки, и люди. Всех… Никого в живых… Вечером они должны были убыть с передовой. Артиллерию уже туда подтянули. Но, видать, не судьба. Нда–аа…

Колька Скворцов погиб? Да не может такого быть! Эх, Птаха, Птаха… Как же так? «Вечером они должны были убыть с передовой» и – на тебе. Крепко они сдружились за те несколько месяцев в учебном центре, «на базе», как говорили все они, бывшие пограничники. Когда это было? Совсем недавно, а кажется, целая вечность пролегла. И вот теперь и Птахи нет в живых. Колька, Колька! … Кто бы мог подумать? Эх–хе–хе–её…

Моложе был его капитан Скворцов, но дело своё обожал больше жизни. Пограничник, каких поискать надо. Прирождённый. На том, наверное, и сошлись сразу. Потому и дружба их была – не разлей вода. Ни в чем он не уступал Ковалёву: ни в мастерстве, ни в смекалке, ни в других армейских премудростях. Ни в чем. И тоже, как и его старший товарищ, начинал службу на маньчжурской границе. И кинологом был от Бога. Только теперь и навсегда – «был». Птаха, Птаха…

— Разрешите идти, товарищ генерал–лейтенанат? – Майор глыбой возвышался над дощатым столом у стены блиндажа.

— Иди, майор. И помни: до прихода артиллерии и моего письменного приказа – ни шагу назад. Держитесь!

…Сколько раз им уже говорили «держитесь!». И они держались. Держались и делали своё дело. Артиллерии по–прежнему было мизер, на все стрелковые части не хватало. Её попросту не было вовсе, как в этом, изрядно поредевшем за пару дней боев полку, истерзанном бесконечными атаками фрицев и непрерывной бомбёжкой. И им, спецотряду, сегодня порядком досталось, если не сказать больше. Личного состава раз–два и обчёлся. А собак – и того меньше. Как тут продержаться! Как?! Ну скажите на милость, как?!

…Вечерело. Хмурый октябрьский день угасал. Но фрицы и не думали успокаиваться. Сейчас очухаются и попрут по новой.

Так и есть, зашевелились, сволочи.

— Вот что, лейтенант. Я понимаю – тяжко тебе, но ситуация безвыходная. Сам понимаешь… Леда тоже пойдёт в «дело». Снаряжай её. – И будто ожидая от Никиты какие‑то возражения, майор резко развернулся и, пригнув плечи, шагнул по траншее к землянке комполка.

А на окраине деревни, вдруг разом заполыхавшей в ранних октябрьских сумерках, заурчали утробно фрицевские танки. Верный признак того, что сейчас они, сука, вновь полезут в атаку. Ну, гады! …

Никита понимал, что рано или поздно это случится. Чему быть, того не миновать. И майор здесь не виноват. Он и так, как мог, оттягивал момент и очередь Леды. …Её черёд оказался не бесконечным. Надо и ей идти на танки. Никуда не денешься – надо. Будь проклято это «надо!..»

Он держал на поводках Леду и Бурьяна, и слезы душили его. Он глотал и глотал разинутым ртом воздух, как контуженный, и кадык на худенькой, ещё мальчишеской шее ходил ходуном вверх–вниз, вверх–вниз.

Собаки притихли у его ног, будто понимая состояние своего обожаемого хозяина и всю ответственность предстоящей работы.

Размазывая ладонью слезы по грязным щекам, всхлипывая и шмыгая носом, Никита повторял одно и то же: «Эх, Бурьян, Бурьян, что же ты наделал…»

Сверхсекретно

Государственной важности,

экземпляр единственный.

Из внеочередного донесения №____

Адмиралу Канарису.

…Нами совместно с Вермахтом проведён ряд операций по поиску и уничтожению русских диверсионных отрядов с собаками–минёрами, осуществляющих нападение на нашу бронетехнику из засад, в том числе и в нашем тылу.

Днём «___» октября с. г. при получении сведений от воздушной разведки об обнаружении такого диверсионного отряда противника во время нападения на нашу бронетанковую колонну, действовавшего в нашем прифронтовом тылу (подчёркнуто адмиралом Канарисом), силами трёх спецподразделений Абвера и Вермахта (усиленного батальона на «Ганамаках») было организовано преследование русских диверсантов.

В результате спецоперации противник был окружён непода леку от места нападения и подвергнут интенсивному обстрелу (в т. ч. и миномётному огню).

Авиация не привлекалась из‑за резко ухудшившихся погодных условий. Часть русского отряда была уничтожена на месте. Большая часть (опять подчёркнуто адмиралом Канарисом) сумела прорваться через кольцо окружения несмотря на большие потери и углубилась в лесной массив. Было организовано преследование по всем направлениям (возможным путям отхода русских). На одном из таких направлений наша группа преследования встретила отчаянное сопротивление нескольких русских диверсантов, осуществлявших прикрытие основных сил своего отряда.

Огонь по нашей группе вёлся в том числе из пулемёта МГ, что не давало вплотную приблизиться к ним и окружить. После того, как у противника кончились боеприпасы, им было предложено сдаться. Один из них встал в полный рост, подняв руки. При подходе группы (кольца окружения) вплотную к нему внезапно раздался мощный взрыв. По всей видимости, он привёл в действие взрывное устройство, в которое, судя по огромному количеству осколков, входили и гранаты Ф-1 (русские Limonoff), имеющие радиус поражения до двухсот метров.