Видно, что наемнице без засевшего внутри куска древесины стало полегче. Ключник снял крышку и понюхал содержимое:

– Да, отборное пойло.

– Хлебни и сам.

Рахан покачал головой и передал сосуд девушке.

– Странная вы пара. – Стерва делает большой глоток. – Что дальше со мной будет?

* * *

Видела бы она себя со стороны, куда уж страннее картина: за стеной частокола, в окружении горящих изб, сидят посреди хутора три не похожих друг на друга человека. Рядом разбросаны мертвые тела, кто просто так, кто укрытый саваном, еще больше пожирается погребальным костром, сложенным на месте бывших очагов. Обнаженная по пояс девушка с перевязанным плечом и флягой крепкого перегона в руках. Изуродованный калека в нелепом балахоне, занятый взведением самострела. Мальчик в добротной, слегка измазанной крестьянской одежде, который старается не бросать взгляд на наготу спутницы. Семья сумасшедших на трагически закончившемся деревенском пикнике.

– У меня к тебе ничего нет. – Ключник зарядил оружие и отложил в сторону. – С пацаном вы квиты, разойдемся каждый сам по себе.

Он поднялся и начал собираться. Взял удобный заплечный мешок Серого, попробовал его сабли – нет, орудовать таким вооружением он, похоже, не обучался, – отбросил в сторону. Сложил в подобранный берестяной колчан все найденные стрелы, прошелся по домам, которые еще не занялись огнем, вынес немного снеди и несколько плотных одеял. Набросил Стерве на плечи прихваченную где-то латаную куртку, положил к ногам чистую мужскую рубаху. Спасаться с идущего ко дну корабля было ему не впервой.

Все это время девушка сидела и рассматривала фляжку.

– Нравитесь вы мне оба, – подала она голос. – Вот вам подарок: из ворот не высовывайтесь, напротив в лесу стрелок… Краб.

– А достанет?

– Есть из чего.

– Настоящее оружие?

– Угу.

– И что там?

– Я не очень разбираюсь.

– Хорошо, выйдем сзади, через ограду.

Ванко посмотрел на спутника – уже знакомая искра мелькнула в глубине бесцветного глаза. Уходить они смогут только на лодке, а как выбраться к маленькому причалу, не появившись на открытом пространстве возле ворот? И интерес, так редко оживляющий взгляд калеки, – нет, не пройдет он мимо затаившегося обладателя боевого артефакта. А раненая Стерва одна в лесу не выживет.

– Рахан, может, возьмем ее?

Зачем спутники не нуждающемуся в общении бродяге? Ключник задумался, но до Устья по течению дело нехитрое, а дальше и сами справятся.

– Пойдешь? – кивнул он наемнице.

– Ну спасибо, хоть малыш заступился. К людям выберемся, потом я вас стеснять не стану.

Маленький отряд по веревкам спустился с частокола, после чего Ключник оставил попутчиков у ограды, а сам лесом, в обход начал выбираться к месту, где, по словам девушки, сидел в засаде Краб.

Ходить по чаще, несмотря на хромоту, он мог не хуже настоящего охотника, передвигался быстро и бесшумно, ориентировался, словно в чистом поле, поэтому своего соперника обнаружил довольно быстро. Точнее, то, что от него осталось.

Почти на самом краю наступающего подлеска, на небольшом удобном взгорке копошилась над окровавленными лохмотьями громадная серая туша.

Наверное, калека был по-настоящему бесшумен лишь для несовершенных человеческих органов. Только он приблизился, как зверь оторвался от трапезы и повернул голову в сторону Рахана. Невиданный зверь. В холке почти по пояс взрослому человеку, тонкие поджарые лапы и широкая, покрытая густой жесткой шерстью грудь. Совсем не собачий, голый, как будто в чешуе, длинный и по-змеиному извивающийся хвост. Вытянутая заостренная морда с рядами острых, истекающих кровавой слюной клыков и тонким, живущим своей жизнью языком. Волком это животное можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Тварь уставилась на замершего солдата своими красными глазами с по-человечески большим белком вокруг радужной оболочки. Она не собиралась делиться добычей. При всей своей силе и ловкости Ключник в нынешнем состоянии не мог противостоять ее дикой мощи.

Нищий оборванец стучит посохом в окованные металлом гигантские створки городских ворот. Бездомная псина клочьями шерсти на ошпаренных ребрах смущает взоры благополучных обывателей. Нужны ли вы в оазисе спокойствия и безмятежности? Добрый стражник, зевая, бросит с высоты дозорной башни обглоданную кость. Иной угостит разящей сталью и станет лениво наблюдать, как верещит в агонии несчастная тварь. А слышали ли они о Четвертой печати, скрывающей под собой чуму и мор, смерть от голода, болезней и диких животных? Посмотри внимательно на бродяг, толпящихся у входа в твой дом. В лучах заходящего солнца в тени одного из них увидишь призрак Бледного Всадника Апокалипсиса.

Стая. Какая сила заставляет группу животных действовать настолько слаженно и эффективно, что опытные полководцы вынуждены признавать лучшую организованность и дисциплину в рядах обделенных сознанием тварей? Обученные, хорошо вооруженные отряды могут лишь защищаться и пятиться под напором многочисленного, до полусотни взрослых особей, сообщества ужасных псов. Вы можете представить стаю в пятьдесят голов? Пять – десять, не больше. Конечно, такая прорва хищников не может прокормиться, находясь все время вместе. Поэтому, как правило, те, кого называют волколаками, рыщут по лесу тройками-парами, реже поодиночке. Однако каким-то непостижимым образом при необходимости эти твари могут собраться неизвестно откуда в количестве, соразмерном возникающей угрозе. Ещё большее удивление вызвал бы у вздумавшего понаблюдать за поведением животных тот факт, что, при всей кажущейся рациональности действий, у них отсутствует всякая иерархия. Нет старших и младших, главенствующих и подчиненных, самое важное – нет лидера, Вожака. Стая – будто инструмент чьей-то злой или, скорее, чужой, безразличной воли. Глупые люди. Стаей движет инстинкт, нет-нет, не убийства – щенячьей любви и преданности. Слепого чувства к своей Хозяйке. Конечно, когда они не ощущают рядом объект своего обожания, они способны на некоторые вольности – по сути, они ведь просто собаки, хотя и необычные. Хуже, если на грани восприятия, затихающим отголоском слышны обрывки тоски и невнятного призыва. Они ведь просто собаки и не способны читать мысли и понимать речь – только эмоции. Еще трагичнее, когда ни один из псов не в состоянии оценить, здесь ли Любимая или они сейчас одиноки в этом мире, а чувства, пробивающиеся сквозь шум помех, исходят совсем с другого края Вселенной. Да, они убивают, убивают легко, играя, уходя от любого оружия, сводя с ума и предугадывая действия. Убивают для пропитания, подчиняясь безошибочному чутью, нашептывающему внутри голосу, что Так Надо, а бывает, и просто так – все в безумном мире подвержены стрессам. Но чаще они все же выполняют привычную работу. Помогают неведомому Пастуху стеречь неразумное стадо, но не от волков – от самого себя. Когда голосом, когда зубами, и чем бестолковее и упрямее особь, тем через большую Боль ей придется пройти, прежде чем она познает волю Пастыря.