— Перевернись, — приказал он хриплым от страсти голосом, который превратил приказ в жалобную просьбу.

Гвинет испустила мучительный вздох и перевернулась. Она будто превратилась в кусок глины, и он мог лепить из нее что угодно.

Затаив дыхание, девушка следила за Тариком: он скинул с себя одежду. На ее лице отразилась вся гамма чувств, которую она к нему питала. Ни одна женщина не смотрела на него так. Или он просто забыл об остальных женщинах? Ее взгляд открыто скользнул туда, где Тарик был возбужден. Она облизнула пересохшие губы. Этого было достаточно. Он понял, как надо действовать. Сейчас не существовало слов, говорили их тела. И здесь нет места лжи.

Он приблизился и прильнул к ней всем телом. Лег на нее, и она ощутила желание с новой силой. Он целовал ее нежно, долго, словно пробовал на вкус, проверял, доверяет ли она ему до конца. Девушка выгнулась под ним и прижалась к нему крепко-крепко, словно боялась, что он вдруг исчезнет и оставит ее наедине с бурным потоком страсти.

Он целовал ее шею и за ушами, томя ее в мучительной неге, а потом спустился к плечу и довел ее до сладкой дрожи. Ее руки в изнеможении сцепились за его спиной.

Гвинет пыталась скрыть свои чувства, но вскоре поняла, что это напрасно. Удовольствие захлестнуло ее с головой. Она могла оказываться на пике страсти бесчисленное количество раз. И все ей было мало.

— Тарик, я хочу тебя, — как в трансе жарко шептала она. Она сказала это или только подумала? Но Тарик, повинуясь своему желанию, продолжал готовить Гвинет к самому главному.

Неважно, сколько раз она это испытывала с другими, думал Тарик, сейчас с ней рядом я. Все его сомнения и подозрения смыты волной одного всепобеждающего чувства — чистого и прекрасного. Эта женщина была ему дороже всего на свете. Она разбудила в нем тысячу эмоций, о которых он не знал прежде. Она воскресила в нем надежды и мечты. Кто познал дороги любви? Их можно пройти только самому и найти ту единственную, для которой ты рожден па этот свет.

«Я люблю тебя» — эти слова заполнили его мысли и сердце. Он хотел выпить эту женщину своими поцелуями, чтобы она стала частью его самого. Но не мог. А она лежала под ним с широко открытыми глазами, в них отражались любовь, преданность и боль, о которой она мечтает забыть в его объятьях.

Тарик понял, что не может больше ждать. Одним быстрым и точным движением, заставив ее вскрикнуть, он выполнил оба желания, и свое, и ее. Женщина мягко подалась к нему навстречу, и это было блаженством.

Почувствовав сопротивление, Тарик замер. Ведь она предупреждала, что девственница.

— Нет, — она прижимала его все крепче к себе, когда он попытался отстраниться. — Нет… — и словно бы в доказательство своих истинных намерений, прижалась к нему еще сильней. Наконец он сдался, уступив напору своих чувств, и они забылись в чувственном танце, древнем, как сама любовь…

— Я принес тебе чашечку кофе.

Как ни пыталась, она так и не смогла скрыть от него алый цвет щек. Но все еще избегала смотреть на Тарика.

— Есть новости о том… когда мы сможем уехать отсюда? — спросила она беспокойно. Она не хотела, чтобы он подумал, будто она хочет заарканить его. Что бы ни случилось этой ночью. И у нее есть гордость!

Так она хочет уехать? После вчерашнего? Тарик ощутил, как у него все сжалось в груди. Никогда он ее не отпустит. Ни сейчас, ни потом. Они оба должны признаться, что желают провести в компании друг друга оставшуюся жизнь.

— Еще ничего не ясно, — соврал он, стараясь не смотреть на нее.

— О, — Гвинет потупила взгляд. Она спала так крепко, что не ощущала присутствие Тарика рядом, хотя он спал с ней на одной кровати. Вон, и подушка смята, да и запах его повсюду.

— Прости меня, — только и сказал он.

Гвинет нервно взглянула на него.

— Я понимаю, почему ты не мог поверить… То есть почему ты не поверил… — она глубоко вздохнула. — В моем возрасте это необычно… То есть не иметь…

— И почему же так случилось? — спросил Тарик.

— Это все из-за моего отца, — призналась Гвинет. — Я уже рассказывала о его отношении к сексуальной жизни. Он считал секс обычной физической потребностью и никогда себе в нем не отказывал. Когда он ушел от нас, мать сказала, что я пошла в него. Наверное, поэтому она не желала брать меня к себе.

Тарик опустил глаза. В ее словах не было и тени жалости к себе. Если она и дальше продолжит рассказывать свою грустную историю, он не выдержит и обнимет ее, будет утешать, а это закончится известно чем.

— Думаю, все же, что это правда, — призналась Гвинет. — С тех пор я не хотела быть похожей на отца. А потом, когда выросла, услышала от него о его похождениях, и мне стало страшно: вдруг и я такая же? Аморальная. Он встречался с женщинами исключительно ради секса. Ему нравилось завоевать, нравился сам процесс. А потом… Думаю, он вообще не знал о любви. И я запретила себе…. Запретила физическое желание. Это было… до той ночи, И потом я поняла… Она вдруг замолчала, не желая выдавать тайну.

— Что ты поняла? — подтолкнул ее Тарик.

— Я поняла, что пропустила столько удовольствия, — как можно легкомысленней заявила она. — И все по глупости.

— Удовольствия?

— Ну, мне очень понравилось вчера, — сказала она.

Тарик задумчиво посмотрел на нее. Совсем не это он хотел услышать.

Он же совершенно точно знал, какие чувства она испытывала вчера.

— Ну и… сколько? — спросил он.

— Что — сколько? — удивилась Гвинет. Разговор принял совсем не то русло.

— Сколько раз ты хочешь еще испытать подобное?

Сердце Гвинет барабанило так, что ей не удавалось собраться с мыслями.

— Ну… много, наверное… Ведь я столько всего пропустила.

— Тогда, может, повторим сегодня вечером? — предложил он, смутившись от своего вопроса. — А может, прямо сейчас?

— Сейчас? — предательская дрожь прошла по всему телу.

— Или нет. Сейчас, сегодня вечером и вообще, все остальные вечера. Как насчет того, чтобы всегда быть вместе? — предложил Тарик, улыбаясь. — И не только ради удовольствия, но потому, что мы не можем жить друг без друга. Потому что мы любим друг друга. Да, да, не отпирайся. Любим с той самой первой якобы ошибочной ночи! Мы будем вдвоем строить нашу Долину, наш оазис и нашу любовь. Мы вырастим детей и подарим им этот мир, мир в любви и согласия. Ты стала для меня настоящим рассветом, Гвинет, и вечерней зарей. И всеми часами между ними.

— Так ты… Ты любишь меня? — Гвинет показалось, что вся кровь отхлынула от ее лица, а на глаза навернулись слезы.

— А ты сомневаешься? Если так, то разреши мне доказать это — всей своей жизнью.

— Ты хочешь взять меня замуж? — прошептала Гвинет. Она даже не замечала своей наготы. — С ума сойти. Ты же принц. А принцу нужна принцесса.