Греческий ум, склонный создавать легенды, перенес деяния и события, пережитые целыми племенами в течение целых эпох, на отдельных героев. Самой мощной легендарной фигурой является, как известно, Геракл, сын Зевса и Алкмены. Он представляет собою образец непреоборимой телесной силы и непоколебимого мужества, пример всяческого геройства; вместе с тем этот герой, благодаря мужественной, тяжелой борьбе, благодаря своей жизни, полной труда и самоотречения, был принят в среду небожителей; этот герой являл собою «образец высочайшей нравственной силы, возможной на земле, в условиях человеческой жизни»; он был идеалом, приковавшим взоры спартанской аристократии в самую блестящую эпоху Спарты.

Афинским героем, подобным Гераклу, былТесей, его друг и последователь, истинный основатель и устроитель Афинского государства.

Подобно греческим сказаниям других индоевропейских народов, греческая легенда также любит соединять своих избранников в великих общих подвигах, в опасных военных предприятиях и морских странствиях. Самыми прославленными из общих героических подвигов были блестящий поход Аргонавтов и яростный набег «Семерых на Фивы», «яркая картина переходного периода от пелазгической эпохи к греческой истории, самое наглядное изображение финикийской колонизации и ее последствий». Но в самом блестящем поэтическом освещении представлена десятилетняя троянская война, считающаяся самым крупным подвигом греков, объединившая почти всех героев доисторической эпохи.

Среди племен и государств этой героико — романтической эпохи, фигурировавших отчасти также и в греческий период, выдающуюся роль сыграли дорийцы, обитавшие в северной Фессалии, беотийцы на реке Пиньосе, минийцы на озере Копаиде, ионийцы в Мегаре и Аттике, обитавшие, рядом с ахейцами, и на северном Пелопоннесе.

Но уже и в те времена между отдельными враждующими областями происходило примирение на почве культа, и под покровом божьего мира возникали новые, более прочные жизненные устои. Таковы союзы Амфиктионов, договоры о божьем мире, заключавшиеся между несколькими племенами, для символического совершения торжественных жертвоприношений. Первый договор такого рода, содержавший в себе первые основные положения международного права, был заключен дорийцами, когда они жили еще около Олимпа; когда они перешли в новые места поселения, центр этого религиозного союза был перенесен на Парнас к Дельфийскому оракулу Аполлона.

Греческая жизнь успела уже достичь необычайного расцвета, когда новое стихийное передвижение народов потрясло весь полуостров.

Спустя 60—100 лет после завоевания Трои фессалийцы были оттеснены иллирийцами из Эпира в прелестную долину Пиньоса и изгнали дорийцев из их владений. Часть из них осела в центральной Греции, главная же масса, со своими предводителями из рода Геракла во главе, перевалила за Коринфский залив и, после продолжительной, упорной борьбы, завоевала большую часть Пелопоннеса. Дорийцы стремились подчинить себе всю Элладу, но мужество афинян положило предел их неудержимому натиску.

Как некогда в Ханаане завоевание финикийских приморских государств сынами израильскими имело следствием усиленное переселение на острова и западные берега Средиземного моря, так и передвижение народов, известное под названием «дорического переселения», вызвало грандиозное переселение на Восток; это передвижение обогатило жизнь Греции во всех отношениях и оказало мощное всемирно — историческое влияние на дальнейшие судьбы нации. Ионийцы и ахейцы, вслед за которыми позже двинулись толпы дорийских переселенцев из Пелопоннеса, заняли группу островов между Аттикой и берегами Лидии и основали здесь многочисленные цветущие общины, которые по своему благосостоянию и роскоши, по утонченным формам жизни вскоре превзошли метрополию.

С расселением полных сил и жизни греческих племен по островам Эгейского моря и западным берегам Леванта, в юной, отважной Греции сильно развилась страсть к странствованиям. Море, соединявшее отдельные колонии водными путями, суля большие барыши, манило греческих моряков к смелым путешествиям, к достижению отдаленных берегов неведомого, внушавшего некогда страх, западного моря. Они проложили пути для новых переселенцев, которые постепенно большими массами осели на «варварских» берегах; благодаря своему богатому и многостороннему жизненному опыту, а также привычке к порядку и законности и стремлению к высоким формам жизни, они с изумительным искусством создали культурную жизнь и завели разнообразные сношения с другими народами. «Всюду, куда проникали греческий язык и творческий дух греков, где искусство и организаторская деятельность эллинов создавали их особый разумный мир, там исчезало варварство, смягчались грубые нравы, воцарялся закон и порядок». В Африку, Сицилию и Италию, в южную Галлию и Испанию, а затем и на плодородные берега Черного моря проник дух эллинов. И такие города, как Византия, Кирены, Тарент, Кротон, Сибарис, Сиракузы, Массилия, в течение целых столетий служили достойными представителями греческих нравов, культуры и творчества.

К середине VI в. до Р. X. великое колонизационное движение по островам и берегам Средиземного моря приостановилось.

В самой Греции, и в политическом, и в гражданском отношениях, сказывалось столь свойственное грекам могучее стремление к независимому существованию. Лишь немногие области, как дорийская Лакония и ионийская Аттика, образовали единые государства. И только кровавые столкновения греческого мира с могущественным Востоком соединили, хотя и ненадолго, все греческие государства.

Эпоха этих войн составляет блестящую страницу в греческой истории. Но лишь только они прекратились, и угрожающая со стороны Азии опасность, казалось, миновала, прежние порядки снова вступили в свои права и привели к гибельному междоусобию соперничавшие государства, Афины и Спарту, которые одинаково претендовали на первейшую роль в Элладе. Вызвавший столько раздоров вопрос о главенстве мог быть окончательно разрешен только мечом. Так возгоралась междоусобная война, с беспримерною жестокостью тянувшаяся 27 лет подряд, пока, наконец, силы обоих государств не истощились окончательно.

Первое место среди всех греческих государств временно заняли тогда Фивы, во главе которых стояли великие государственные мужи, Эпаминонд и Пелопид.

Между тем македонский царь Филипп все более и более расширял свои владения. Независимости и свободе греческой нации стала угрожать опасность. Но когда греки решили наконец оказать энергичный отпор, было уже слишком поздно. Греция пала жертвой военного искусства Македонии.

Великий сын Филиппа, Александр, вполне подчинил Элладу своей власти. Этот «царь, преисполненный великих замыслов, герой до мозга костей», напоминающий свой идеал, Ахилла, стал во главе греческой нации, чтобы выполнить давно задуманный план мести ненавистным персам, которые когда‑то наглым высокомерием оскверняли греческие храмы и алтари; он хотел завоевать чудесную страну, о великолепии и неисчерпаемых сокровищах которой поэзия и предание передавали изумительные вещи, и «завершить ту борьбу, которую издавна вели между собою Европа и Азия». Так, говорит Гегель, греческая жизнь юношей была начата, юношей завершена, да и сама подобна юношескому возрасту истории.