– Мадам, – горничная внимательно пригляделась к тому, как держится за поясницу ее хозяйка, – а вам не пора ли рожать?

– Может, и пора. Я с таким ужасом думаю о родах…

– Почему?

– Вдруг ребенок снова не проживет долго?

Но дольше разговоры вести не удалось, Жанну Антуанетту действительно скрутил очередной приступ боли внизу живота, и Луизе пришлось уложить ее в постель, отправив Бишо за доктором и позвав на помощь двух служанок.

Когда доктор появился в замке Этиоль, рядом со счастливой матерью уже лежала очаровательная малышка, щуря голубые, как у всех новорожденных, глазенки и смешно причмокивая губками.

– Нет, нет, мадам, не стоит кормить ребенка самой, ваша очаровательная грудь может потерять форму!

Жанну так и подмывало спросить, откуда старый доктор знает о форме ее груди, но она лишь рассмеялась:

– Александрин уже покормили, доктор. Я просто попросила положить ее рядом, пока малышка не спит, чтобы ощутить, что это мое дитя и оно живо.

– Господь с вами, мадам. Живая, прекрасная малышка, никаких осложнений! – ахнула Луиза, которой вместе с двумя совершенно неопытными девушками пришлось принимать роды самой. – Посмотрите, доктор, все ли мы верно сделали?

Старик оглядел все, что требовалось, и удовлетворенно кивнул головой:

– Все хорошо. Теперь мадам нужно отдохнуть, потому заберите ребенка и дайте мадам успокоительное.

– Я совершенно спокойна и не хочу спать.

– Это ради вашего же здоровья, мадам.

– Хорошо, хорошо. Луиза, нужно отправить весточки Шарлю Гийому и господину де Турнеэму.

– В этом нет необходимости! – загремел от двери голос де Турнеэма. – Поздравляю тебя, дорогая, ты родила чудесную малышку.

– Откуда вы здесь, сир? – Жанна счастливо смеялась.

– Умница Луиза, как только началось, тотчас отправила ко мне посыльного, и я примчался. А Шарль в отъезде, но завтра будет в Париже и сразу приедет сюда.

У Жанны Антуанетты началась новая жизнь – матери. Она обожала свою малышку, нареченную Александрин. Мать не стала говорить, что ей хотелось бы для своей девочки такой красоты и разумности, как у мадам де Тансен, потому и имя такое, и все считали повод для выбора имени совсем другим. У самой мадам Ле Норман в блестящем будущем дочери ни малейших сомнений не было, как когда-то не было и у мадам Пуассон.

На следующий день из Парижа действительно примчались счастливые отец ребенка и бабушка – мадам Пуассон.

– Ах, Жанна, она будет очень красивой! Очаровательная малышка!

Муж в восторгах оказался куда скромней, но много эмоциональней, он так стиснул в объятиях супругу, что та со смехом взмолилась:

– О, Шарль! Ты меня просто поломаешь!

– Прости, прости, я не совсем понимаю, что делаю. Я счастлив, Жанна, очень счастлив.

Счастливыми были (или хотя бы казались) все, и не находилось ни малейших поводов для размышлений о пророчестве госпожи Лебон.

– Ты подаришь мне сына?

– Шарль, я едва успела родить дочь… Это не так просто, как ты полагаешь. Девять месяцев бесконечных ограничений, дурноты, а потом сами роды…

– Я тебе очень благодарен, но нам нужен сын.

– Поживем – увидим.

Жанна не стала говорить, что в ближайшее время вовсе не намерена снова оказываться в таком положении, потом когда-нибудь…

Девочку крестили в церкви Сен-Рок Александриной, Шарль Гийом вовсе не был против такого прекрасного имени.

Жанна узнала о болезни и смерти мадам де Шатору, но почему-то большого значения этому не придала, она словно на время исключила из жизни саму возможность общения с королем, предоставив все течению времени. Если Лебон была права и ей судьба быть любимой его величеством, то судьба к этому приведет, а пока куда важней то, что у маленькой Александрин не болит животик, что она весела, хорошо ест и спокойно спит. А еще то, что цвет лица самой мадам заметно улучшился за то время, что она провела в Этиоле. Деревенская жизнь явно пошла молодой женщине, обладавшей далеко не крепким здоровьем, на пользу.

Мадам Ле Норман вернулась в салоны Парижа осенью и узнала много новостей, от которых была оторвана из-за своего положения и пребывания в Этиоле.

Ее теперь стали называть мадам д’Этиоль, чтобы различать с матерью Шарля Гийома.

После вторых родов Жанна немыслимо похорошела, она оставалась стройной, на бледном лице на щеках и без румян горели пятна, большие серые глаза смотрели то весело, то грустно, заставляя гадать, что же такое знает их владелица, заставляющее смеяться и грустить.

Мадам Этиоль с удовольствием закружилась в вихре развлечений и встреч, которые преподносил ей Париж. Снова заговорили о ее прелести и о том, как несказанно повезло этому увальню Ле Норману, отхватившему такую супругу.

Но у дам в салонах нашлись и другие темы для сплетен, они активно обсуждали возвращение к нормальной или почти нормальной жизни короля. Для совсем нормальной ему не хватало фаворитки, чем и были озабочены все вокруг. Прелестные губки снова шептали друг дружке на ушко, передавая свои подозрения, наблюдения и делая выводы. То соглашаясь, то не соглашаясь с выводами собеседницы, слушательницы ахали, закатывали глазки, давая понять, что услышанное потрясает их до глубины души, тут же придумывали свою версию… Так продолжалось до самого декабря.

И вдруг новость: его величество вернулся в Версаль, и даже в свои покои, а не в Трианон… Его величество уже выходил на утренний прием…

– Герцогиня де Рошешуар решила взять короля просто измором.

– Да, да, я тоже слышала, что она преследует его величество, где бы тот ни появлялся.

– Поджидает его на дорожках парка, выскакивая из кустов, словно олень из чащи.

– Какой олень, она скорее лосиха!

Дамы смеялись, однако не слишком усердствуя в обличении герцогини, кто знает, вдруг ее настойчивость даст результат, как бы не оказаться тогда в опале у пусть и мимолетной, но фаворитки.

Но когда короля начали атаковать госпожа де ля Поплиньер и супруга президента Портай, дамы задумались окончательно. Те, что постарше, вздыхали, мол, нам бы ваши годы, мы бы уж короля не упустили… Все прекрасно понимали, что это только предположения, но возражать всесильным старухам не смели.

Мадам де Тансен со смехом разводила руками:

– Сестер Нейль больше не осталось, король всех перепробовал. Придется ему самому подыскивать себе красотку.

В тот вечер Жанна засиделась у госпожи Жоффрен допоздна. Составилась веселая партия карт в кадриль, много музицировали, она сама с удовольствием пела, была оживленной и шутливой. Сама хозяйка салона, указывая на мадам Этиоль президенту Эно, усмехнулась: