— Ты в жилище Сатаны!

Юный шейх впал в замешательство. Изрядно напуганный, стал озираться.

— Я говорю не о доме твоего деда.

— Стало быть, замок?..

— Речь также и не о доме твоего отца, да простит его Господь. Я говорю об английской школе, этом очаге ереси и разврата. Каждое утро ты входишь в обиталище Сатаны и сам того не сознаешь.

Лик его был суров, как надгробный камень. Но мало-помалу на нем прорезалась усмешка.

— Однако и они тоже не ведают, кто ты. Они мнят, что имеют дело просто с шейхом Раадом, сыном шейха Франсиса; им невдомек, что в тебе сокрыт карающий рыцарь.

Когда несколько дней спустя Раад вернулся в селение и они с Таниосом, как обычно, шли кратчайшей дорогой через сосновый лес, Таниос заметил, что на подбородке юного шейха пробивается первая растительность и взгляд какой-то новый, чужой.

Занятия в школе преподобного Столтона проводились в самом старинном крыле здания, в «кабу», состоящем из двух примерно одинаковых продолговатых зал со сводчатыми потолками, несколько темноватых для учебных комнат. Со временем к ним будут присоединены другие залы, но в эпоху Таниоса там было не больше трех десятков учеников, так что вся школа сводилась к двум комнатам и третьей вспомогательной, где стоял письменный стол пастора и хранились его книги. На втором этаже располагались его личные апартаменты. Дом не был просторным, но производил впечатление добротности и уюта со своей черепичной, безукоризненно пирамидальной кровлей, своими симметричными балконами, окнами в тонких овальных переплетах и стенами, увитыми плющом. К тому же он располагался на пологом холме, где ученики могли играть на перемене и где позже, когда учеников наберется добрая тысяча, из самых что ни на есть похвальных соображений будут возведены новые, увы, уже не столь кокетливые постройки. Но то уже будет совсем другая история…

Часть этой площадки прибрала к рукам жена пастора, там она предавалась единственной страсти своей жизни — садоводству. У нее был небольшой огородик, а также цветочные клумбы — нарциссы, анютины глазки, целые заросли лаванды и прямоугольник, занятый розами. Ученики никогда не забредали в этот уголок: супруга пастора даже заборчик собственноручно установила, просто стенку из камней, положенных друг на друга, но они образовали символическую ограду.

Однако Раад в тот самый день, когда вернулся в школу, поспешил забраться туда. Он зашагал прямиком к розарию, который в эти апрельские дни как раз начинал цвести; потом, вытащив из-за пояса нож, он принялся уничтожать самые красивые цветы, рассекая стебли в верхней части, будто срубал им головы.

Жена пастора была неподалеку, на огороде. Она все видела, но ученик действовал так уверенно, с такой наглостью, что она остолбенела, онемев, и только потом какое-то невнятное восклицание вырвалось наконец из ее груди. Юный шейх и бровью не повел. Он продолжал свое занятие. пока последняя цветочная головка не упала на расстеленный носовой платок. Тогда, сложив нож, он преспокойно перешагнул через оградку и направился к другим ученикам, чтобы продемонстрировать им свой ножичек.

Пастор прибежал, нашел свою жену в слезах и вызвал провинившегося к себе в кабинет. Он долго смотрел на него, пытаясь уловить в его лице хотя бы тень раскаяния. Потом сказал, приняв пророческий тон:

— Отдаешь ли ты себе отчет в том, что только что совершил? Явившись сюда нынче утром, ты был всеми уважаемым шейхом, а теперь ты стал вором!

— Я ничего не украл.

— Моя жена видела, как ты рвал ее розы, как можешь ты это отрицать?

— Она видела меня, и я прекрасно видел, что она на меня смотрит. Стало быть, это было не воровство, а грабеж!

— А какая разница?

— Ворует всякое отребье, а грабеж — это как война, знатные люди, рыцари во все времена этим занимались.

— Мне сдается, что твоими устами говорит кто-то другой, тебя ведь научили так отвечать?

— Разве меня нужно учить подобным вещам? Я это знаю с рождения!

Пастор вздохнул. Задумался. Вспомнил о шейхе. О мистере Вуде. О лорде Понсонби. Может быть, даже о Его Всемилостивейшемм Величестве. Вздохнул снова. И продолжал, но теперь присовокупив к торжественности смирение:

— Знай же, что в любом случае грабеж, если и может иметь место, должен практиковаться исключительно в отношении неприятеля, того, чьи земли или крепости были завоеваны вооруженной рукой в ходе войны. И уж никак не в доме, где ты принят как друг.

На физиономии Раада отразилось усиленное размышление, и пастор за неимением лучшего расценил сие как признак раскаяния. Он попросил юного шейха более не считать себя в состоянии войны, находясь у него в доме, и предал случившееся забвению.

Попрать таким образом воспитательные принципы в угоду интересам британской короны? Читая между строк дневниковых записей пастора Столтона, можно угадать, что он был слегка пристыжен этим своим поступком.

В последующие дни Раад, казалось, взялся за ум. Но демон… пардон, ангел-искуситель не собирался оставить его в покое.

На сей раз орудием Провидения стали четки из драгоценного дерева, принесенные в школу сыном торговца из Дайруна; у них была такая особенность, что, когда их перебирали, а того лучше — так зажимали в ладонях, чтобы шарики терлись один об другой, они источали аромат мускуса. Рааду во что бы то ни стало захотелось иметь эти четки, но когда его товарищ сказал, что мог бы их ему продать, он напыжился, оскорбленный. Насколько проще было бы их присвоить посредством благородного грабежа! А еще, как предложил один весельчак-однокашник, он мог бы их выиграть. Пустить в ход игру, распространенную среди школьников, так называемую «аасси», что в вольном переводе означает «вызов». Она состоит в том, чтобы предложить кому-либо пари, и если он его выдержит, он выигрывает ставку.

Стало быть, шейх Раад выкрикнул аасси! — его одноклассники, приветствуя новую забаву, подхватили: аасси, аасси! и продолжали вопить, пока собственник драгоценного предмета не решился и сам повторить магическое слово, а затем определить ставку:

— Аасси, что ты пойдешь к миссис Столтон, где бы она сейчас ни была, задерешь ей обеими руками юбку на высоту своей головы, как будто ты что-то там ищешь, и крикнешь: «Да где же эти четки, не могу их найти!»

Сын торговца был очень доволен своей выдумкой. Он был уверен, что изобрел самое невыполнимое пари, которого ни один из его товарищей выдержать не сможет. Но Раад тотчас двинулся в указанном направлении. Остальные — их было семеро — последовали за ним, приотстав, убежденные, что он не замедлит отступить. Жена пастора склонилась над своим цветником, на ней было очень длинное платье, подол которого почернел от грязи. Платье, в полу которого доблестный отпрыск шейха вцепился обеими руками и рванул так резко, что дама упала ничком, лицом прямо в цветник.

— Да где же эти четки, никак не найду! — победно провозгласил он.