– Лера, мне абсолютно все равно, какого оно будет цвета. Давай договоримся так: ты выбираешь первая, а я надеваю совсем не похожее на твое, хорошо?

Валерия мгновенно успокоилась, на ее лице появилась самодовольная улыбка. И хотя моя двоюродная сестра внешне походила на мать, в эти несколько секунд в ней промелькнули черты Семена Германовича. Наверное, Лера бы здорово разозлилась, если бы я сообщила ей об этом – отца она побаивалась и несколько стыдилась одновременно.

– Отлично, так и поступим, – вздернув острый нос, произнесла Валерия с интонацией Эдиты Павловны. Конечно, она посчитала, что одержала победу, и деревенщина по имени Анастасия Ланье никогда не сможет ей противостоять. – И на этот раз ожерелье надену я. Понятно?

Я мудро промолчала. Этот вопрос вообще не зависел ни от меня, ни от Леры – все решала бабушка. Три года назад Эдита Павловна возложила обязанность носить и представлять в обществе символ Ювелирного дома на меня. Она сказала: «Я приняла решение. Ожерелье будет принадлежать тебе. Ты окончишь школу, вернешься и получишь его». Но я не собиралась верить этим словам безоговорочно. Особенно потому, что меня уже нельзя было назвать послушной внучкой, я теперь была своенравной особой, которую наверняка хотелось хорошенько наказать.

Успокоившись, Лера ушла, а я посмотрела на часы и стала молиться:

– Господи, пусть окажется, что трубы не так уж и сильно прорвало, что вода ничего особо не подпортила… Пусть Тим вернется хотя бы к семи, и мы успеем в кино на вечерний сеанс… Я согласна пойти на ужасы или мистику, все равно это не по-настоящему, а лишь кино…

* * *

Бесполезно торопить время, но иногда, кажется, стрелки прислушиваются к тебе и убыстряют ход. Вечер все-таки наступил!

Тим приехал в шесть с пакетами, наполненными продуктами. Направляясь в кухню, улыбнулся мне и весело подмигнул. Это переводилось: «Я успел, договор в силе, и сегодня мы идем в кино», я отправила ему быструю ответную улыбку, означавшую: «Я очень рада!»

Но, отдохнув пять минут от поездки, бабушка решила, что после отпуска длиной в месяц Тима необходимо загрузить на двадцать четыре часа в сутки, и ему пришлось еще съездить в два места. Я ужасно нервничала и мысленно ругала бабушку нехорошим словом «эксплуататор».

Тим позвонил с дороги, и мы, быстро перебрав кинотеатры, договорились встретиться у входа в торговый центр. После этого я уже была эгоистично благодарна бабушке за все поручения, вместе взятые, – теперь встреча смахивала на самое настоящее свидание.

Проехав всего две остановки на метро, я вышла на улицу и зашагала в нужном направлении. Солнце уже не слепило глаза, и можно было идти без темных очков, оглядываться по сторонам, ловить сочные краски июля и улыбаться. Очень хотелось набрать номер Симки и поболтать немного: вскользь сообщить о возвращении Тима, о кусочке малахита, о Лере, о предстоящей вечеринке, о том, что все люди обязательно должны быть счастливы, потому что жизнь – прекрасная штука! Но я сдержалась.

Тонкая короткая юбка-трапеция сидела на мне отлично, простенькая зеленая кофточка, как я надеялась, подчеркивала цвет глаз. Еще никогда я чувствовала себя такой симпатичной и, прислушиваясь к стуку каблуков, размышляла над тем, как быстро меняется одно на другое, какой слепой и глупой я раньше была…

«А сейчас?» – спросил внутренний голос.

«А сейчас все иначе! Я иду в кино с Тимом», – в очередной раз улыбнулась я, поднимаясь по ступенькам к зеркальным дверям. Скорей бы очутиться в зале, где уютные мягкие кресла, аромат попкорна и большущий экран, на котором порой происходит то, чего не случается в жизни, или, наоборот, то, что однажды обрушивается и несет в неизведанные дали…

– Привет.

– Привет, – спрятав смущение, я посмотрела на Тима бодро и качнулась на пятках, чем выдала себя с потрохами! Уж эту мою предательскую привычку он знал.

– Я взял два билета на комедию. Годится? – улыбнувшись, спросил он.

– Конечно.

– Пойдем?

– Ага.

Тим, как и я, выбрал сладкий попкорн, и мне это очень понравилось. Слопав все за время показа длиннющей рекламы, мы наконец-то увидели первые кадры долгожданной комедии, но у меня сосредоточиться не получалось. Рука лежала на подлокотнике, и я постоянно находилась в ожидании прикосновения. Я гадала, какие мысли крутятся в голове Тима, и очень надеялась, что он думает обо мне.

Он повернул голову, и я откликнулась на это движение – наши глаза встретились.

– Хороший фильм, правда? – шепотом спросил Тим.

«Понятия не имею», – чуть честно не выпалила я.

– Да.

– Знаешь, зря я уехал на целый месяц. Зачем человеку такой длинный отпуск?

– Мне тоже кажется, что это слишком долго.

– В следующий раз я возьму тебя с собой, – Тим скользнул взглядом по моей руке, точно размышлял, дотронуться или нет, и добавил: – И что же ты, Анастасия Ланье, такая загадочная?

Если бы я стояла, я бы опять качнулась на пятках и, наверное, сделала бы это раз десять подряд. А потом вдобавок потеряла бы равновесие и приземлилась на пятую точку. Меня еще никто и никогда не называл загадочной, да, собственно, во мне и не было никакой тайны. Я не обладала особыми талантами и даже не могла определить, как правильно назвать собственную внешность: обыкновенной, приятной или хотя бы нормальной?

Какую загадку нашел во мне Тим? И собирался ли он ее разгадать?

– Э-э-э… – произнесла я слишком громко для кинотеатра и уставилась на экран. Но тут же почувствовала осторожное прикосновение: на мою руку легла теплая ладонь, и наши пальцы сами собой переплелись. Сердце екнуло и дернулось из груди, но умереть от инфаркта я не успела – Тим так же осторожно убрал свою руку. И я поняла, тем самым он говорил: «Ты знаешь, как я к тебе отношусь, все осталось по-прежнему…» Возможно, он не хотел меня торопить, потому что видел те подводные камни, на которые я специально (чтобы не омрачать радость) не обращала внимания. Видел и давал мне возможность хорошенько подумать.

И я стала думать.

Первое. Вообще ничего не ясно.

Второе. Если станет ясно, то дом Ланье точно взорвется. Взорвется от крика Эдиты Павловны.

Третье. Нужно время. Если размышлять, как взрослая, то… Да, нужно время. Собственно, еще ничего не произошло.

Четвертое. Из-за меня у Тима могут быть неприятности. Этого не должно случиться.

Пятое…

Стоп! Я чуть не хлопнула себя ладонью по лбу. «Не торопись и не упадешь» – вечная фраза Шелаева.

«Я имею ровно такое же право на счастье, как и другие, и это счастье всегда в моих руках (возможно, частично – еще и в руках другого человека). Сейчас я не хочу думать ни о чем плохом. Плохое уже было в моей жизни… Пусть один день просто сменяет другой. Пусть… – Я улыбнулась. – И нужно сделать все, чтобы Тиму из-за меня не досталось. Хотя бы до той минуты, когда…»