– Сударыня, барыня… барышня… Не погубите! Шестеро деток, все как есть, им же без отца только пропадать! Не виноват, как есть не виноват…

Амалии стало стыдно. Она отвела глаза.

– Я… Мне кажется, он не виноват, – сказала она городовому. – В жизни ведь всякое бывает… Не надо его в тюрьму.

– Как скажете, барышня, – с подчеркнутым уважением промолвил городовой. – Это ведь вы чуть под колесами не оказались, а не я. Наше дело маленькое…

Но даже этот нечестный выпад не поколебал решения Амалии.

– Я… я не буду заявлять на него. В конце концов, ведь никто не пострадал…

Она увидела на мостовой свою раздавленную шляпку и невольно осеклась.

– Хорошо бы на конюшню его, и пороть, пока мясо от костей отставать не начнет, – угрюмо заметил Полонский. – Как в прежние времена.

Мужик с ужасом смотрел на него. Даже городовой, и тот смущенно кашлянул.

– Извините, Евгений Петрович, – светски-изысканным тоном сказала графу Амалия, – но я устала. Слишком много впечатлений для одного дня. Всего доброго.

Она повернулась и ушла. И что-то такое было в ее тоне, что Евгений Полонский не смог последовать за ней.

Бомм…

Над городом плывет траурный колокольный звон. Императрица Мария Александровна, жена императора Александра Второго, умерла.

Бомм…

А на Тверском бульваре поселился бронзовый бессмертный человек. Открытие памятника вышло торжественным. Были его дети, была толпа, и писатели один за другим произносили прочувствованные речи.

Дома:

– Дорогая, когда ты едешь к Орловым в Ясенево? Я приготовила тебе кое-что на дорогу…

У Муси:

– Право же, Амалия, я не понимаю, что ты раздумываешь! Будет так весело…

Траур, июнь, тополиный пух. Тоска.

И в одно прекрасное утро Амалия решается, собирает вещи, договаривается обо всем с маман и вместе с Дашей уезжает на вокзал. По крайней мере, в Ясеневе хотя бы будут друзья, ровесники, молодые лица. А в желтом московском особняке – надутая тетка, капризная Аделаида Станиславовна и ее братец, который, утомившись от пристойной жизни, махнул на приличия рукой и ударился во все тяжкие. Нет уж, лучше что угодно, но не это.

На пыхтящем поезде – до уездного Николаевска, а на станции барышень уже ждет экипаж. До Ясенева, имения Орловых, ровным счетом шестнадцать верст.

– Ты знаешь, – важно говорит Муся, поглаживая Снежка, который устроился у нее на коленях и сейчас лапой пытался поймать солнечный луч, – а мы с Гришей Гордеевым соседствуем имениями. Его Гордеевка – к северу от наших земель.

– Да, я помню, ты мне говорила.

– Но он не самый важный наш сосед. Самый важный сосед – это Никита Карелин. Ему принадлежит Жарово, он первый богач в округе, и у него даже есть свой собственный конный завод, представляешь? И всем этим он заправляет сам, а ведь ему только двадцать четыре года!

Амалия едва слушала болтовню своей подруги. Больше всего ее в эти мгновения занимала мысль, а не совершила ли она ошибки, дав согласие затвориться на лето в дремотной уездной глуши. Город Николаевск, по которому медленно пробирался их экипаж, не радовал глаз. Лавки, лабазы, голубая вывеска с простой надписью «Трактиръ», на площади – миргородских размеров лужа с растрескавшейся грязью вокруг… На крылечке одного из домов сидел пестрый кот и вылизывал лапку. Заметив Амалию, он опустил лапку, весь подобрался и с любопытством уставился на нее.

Но вот городок остался позади, лошадки побежали резвее, в лицо пахнуло свежим ветром. Они ехали среди лугов, где желтели высокие побеги донника и синели глазки колокольчиков. То там то сям вдоль дороги виднелись купы деревьев, а вскоре показалась и река, с прихотливыми своими изгибами по равнине.

– Это Стрелка! – воскликнула Муся. – Не знаю, кто ее так назвал, потому что вообще-то она медленная. Сама в этом убедишься, когда мы пойдем купаться…

Амалия уже забыла про свои недавние сомнения, как забыла про унылый провинциальный городок, который съела даль. Она испытывала неподдельный восторг, который охватывает мало-мальски впечатлительного человека, стоит ему попасть в какое-нибудь красивое место. А окружающий пейзаж был восхитителен. Всюду, куда ни кинь взор, – луга, леса, река… Всюду – простор, тот знаменитый русский простор, на котором у души словно расправляются крылья, и она готова взлететь высоко-высоко, к голубому безмятежному небу.

– Правда, прелесть? – спросила Муся.

– Здесь очень живописно, – согласилась Амалия. Любые слова были слишком бледны, чтобы в полной мере выразить то, что она чувствовала.

– Очень! – с жаром подтвердила Муся. – Раньше в наши края то и дело наезжали художники. Сейчас они тоже бывают, но реже.

Экипаж миновал поворот к маленькой усадьбе, видневшейся невдалеке, и стал подниматься в гору.

– Это были Паутинки, – сообщила Муся. – Там живет Алеша Ромашкин. Он добрый, смешной и ужасный чудак. Я тебя с ним обязательно познакомлю. Он тебе понравится – он тоже любит читать, как и ты.

Экипаж въехал под сень деревьев. Позже, припоминая события этого лета, Амалия задавалась вопросом: не потревожило ли ее душу непрошеное предчувствие, когда шарабан вез ее навстречу судьбе? Не было ли ей хоть какого-нибудь знака о том, что ждало ее впереди, или хоть чего-нибудь, похожего на знак? Неужели темные тучи, которые сгущались над ее головой как раз в эти мгновения, никак не дали знать о себе, и она ощутила лишь неподдельную, ничем не замутненную радость, когда в конце аллеи показался господский дом? Но ведь все так и было, все было именно так!

Дом поражал своим великолепием. Это была настоящая дворянская усадьба – барский дом с белыми колоннами на фасаде, с украшенными лепниной фронтонами, с оранжереями, беседками и многочисленными хозяйственными пристройками. Перед домом был разбит сад, а посередине его виднелась зеленоватая чаша фонтана с группой бронзовых купидонов. Фонтан, судя по всему, давно не работал, и оттого у пухлых купидонов был нахохлившийся вид. Амалия уже знала, что дом, равно как и фонтан, был построен при прапрадеде Муси Орловой, родиче тех самых Орловых, что играли столь двусмысленную роль в царствование Екатерины Великой. Впрочем, семейная легенда гласила, что прапрадед, отличавшийся крутым нравом, терпеть не мог своих вельможных кузенов и величал их не иначе как «эти прохвосты». Прапрадед был большим любителем искусства – он часто наведывался в Италию и из каждого такого путешествия привозил с собой какие-нибудь картины или статуи, из которых со временем сложилась превосходная коллекция. За одну из своих статуй он жестоко поссорился с другим известным собирателем, неким лордом Гамильтоном, эксцентричным стариком, женившимся на… Да, да, он был женат на той самой женщине, которая звалась леди Гамильтон, но которая предпочла ему бравого адмирала Нельсона. Почти вся коллекция лорда погибла в кораблекрушении, а что до коллекции Орлова, то ей выпала более обыкновенная судьба: наследники растащили и распродали все, что можно, так что у отца Муси уцелели лишь несколько полотен да четыре гипсовые статуи в саду возле дома. И сейчас они равнодушно смотрели белыми незрячими глазами, как слуги вытаскивают вещи из подъехавшего экипажа, как суетится старый дворецкий Архип, отдавая приказания, и два легких девичьих силуэта поднимаются по ступеням.