Она не могла уснуть из-за тяжелых мыслей. А ведь он прав, ее муж! Да, он страшный, невозможный эгоист, и она это знает. Но все те доводы, что он привел, справедливы! Ее мама действительно сейчас беспомощна, и кто ей поможет, если не единственная дочь? А если что-то с ребенком? На кого рассчитывать? На мужа? На свекровь? Смешно. На Елену Владимировну? Ха-ха. Она своего не родила, а тут чужой. Да и с какой, собственно, стати? Нет, Гусе не справиться, ни за что ей не справиться. Она – слабая, безвольная и бестолковая. И ничего у нее не получается, ничего!

Дома маме стало получше – родные стены. Спасибо верной Яське – та, примчавшись на машине, привезла кучу продуктов. Мама была настолько слаба, что, выскочив в коридор, Гуся заплакала. Подбежали соседки, принялись утешать. Говорили, что Марьсеменовну в беде не бросят, не оставят – скольким она помогала? Гнали замученную Гусю домой и утешали, утешали…

Через два дня Гуся сделала аборт.

Муж заботливо поправлял подушку и подтыкал одеяло. Почистив апельсин, пытался кормить ее, она отворачивалась. Гладил ее по спине и виновато вздыхал. Елена Владимировна принесла завтрак в постель.

Гуся встала с кровати. «Нечего меня жалеть! – думала она, яростно растирая себя мочалкой. – Тоже мне, жалельщики! У меня все в порядке. И решение это было мое, а не ваше!»

Теперь полнедели она ночевала у мамы. Три дня у мамы, остальные дома. Дома? Мама гнала ее домой, уверяя, что соседки – дай им бог! – справляются, да и она в полном порядке. Уже доходит до туалета. Но Гуся, естественно, ее не слушала, по-прежнему приезжала.

Накануне Восьмого марта ее отпустили с работы с обеда. У метро, купив ярко-желтую мимозу, она улыбнулась – воздух отчаянно пах весной, женщины шли с букетами и сверкающими глазами.

Разделась в прихожей, сунулась в ванную – дверь была заперта, оттуда доносились звуки воды и… пение компаньонки. Вошла в комнату. Постель была расстелена, а раздетый муж, закинув руки за голову, блаженно смотрел в потолок.

Увидев ее, он растерялся, забормотал:

– Вот, решил днем поспать. Совсем не работалось. Странно и глупо суетясь, он что-то рассказывал, а Гусе хотелось одного – чтобы он замолчал. Немедленно замолчал.

Побросав в чемодан какие-то вещи, она коротко бросила:

– Я к маме.

Он ничего не ответил.

Через пять дней позвонил:

– Ира, когда ты приедешь? Кажется, пора возвращаться!

– Я не приеду, Юра. Я не вернусь.

Мама смотрела на Гусю больными, измученными глазами. Наконец решилась:

– Ирочка, у тебя плохо с Юрой? Что-то случилось? Гуся попыталась улыбнуться.

– Мамуль, все хорошо. И ничего не случилось. Вернее… – Она помолчала, подбирая слова. – Вернее, ничего плохого не случилось.

– Это все из-за меня! – расплакалась Мария Семеновна. – Я тебя оторвала от дома, от семьи и от мужа. Это я во всем виновата! Доченька, умоляю! Возвращайся к мужу, в семью!

– В семью? – переспросила Гуся. – Мам, в какую семью? Моя семья – это ты. И все, мамуль. Тему закрыли.

Та отвернулась к стене.

Мария Семеновна болела два года. Год не вставала. Гуся брала переводы на дом, Яська нашла двух учеников – счастье! Мамина пенсия плюс Гусины заработки. Кое-как выживали. Да и не в деньгах было дело – эти две женщины привыкли обходиться малым.

Яська рассталась с Викингом. Говорила – разное видение мира и разные темпераменты!

Но одна она была недолго – влюбилась в богатого грузина. Дато жил в собственном доме почти в центре Тбилиси. Занимался чем-то малопонятным, но Яську это обстоятельство не смущало – там все деловые! Жили они весело, с утра до вечера гости, и Яська жаловалась, что ежедневно приходится накрывать пышные столы – так здесь принято. Дато хотел ребенка, а Яська все сомневалась. Как у них сложится?

– Разное видение мира? – шутила Гуся.

Подруга грустно вздыхала. Яська прилетала в Москву каждые три месяца – Ядя ждала и грустила. Как-то враз кончилась веселая, яркая жизнь.

– Что поделаешь – возраст, – говорила Яська. Из Тбилиси Яська притаскивала баулы, баулища фруктов и овощей, чурчхелы и сушеной хурмы, банки инжирного и кизилового варенья, ароматные батоны бастурмы, помидоры, яркую зелень, домашних кур – праздник!

– Как тебе там? – осторожно спрашивала Гуся. – Прижилась?

– А куда мне деваться? – беспечно отвечала подруга. – Нет, Грузия добрая, теплая. Люди доброжелательные и хлебосольные. Зайди в любой дом – тут же накроют столы. Даже совсем незнакомые люди, ты представляешь? А как поют, Гуська! Сердце рвется от счастья! А природа? Горы, реки, ручейки! Короче, сказка. Но как же я скучаю по нашей безумной Москве.

Очень скучаю! По маме скучаю, мечтаю Ядю выдать замуж. А что? Ну что ты смеешься? Нашла одинокого и богатого вдовца, приличного человека! Богатого, кстати. Свой дом в центре города, белая «Волга»! Он хоть сейчас! А Ядя противится: «Я из Москвы не уеду!» Держится за свой дом, и я ее понимаю. Переживаю, не сплю ночами – как бы она ни держалась, ты ж понимаешь – возраст. С Датошкой у нас все хорошо, он замечательный человек. Но знаешь… все-таки разный у нас темперамент и разное воспитание. И эти бесконечные гости, гости… Кухня, столы. Базар через день, и снова готовка! Он славный, готов для меня на все, понимаешь? Но я, Гусь, устала. Так хочется покоя, уединения. А какое с грузинами уединение? Слишком там шумно, сытно, пряно и разноцветно.

Яська вытаскивала Гусю в театры и на выставки, в кафе и просто «пошляться» – и это были счастливые дни. Про прошлую жизнь говорить не хотелось. И вспоминать ничего не хотелось. Но Яську иногда прорывало:

– Так и ни разу не позвонил? Ни разу? Нет, я не верю!

Гуся со вздохом разводила руками.

– Зачем мне врать, Ясь? Ну зачем?

– Спутался, значит, с этой гадиной, сосватала их старая ведьма! Сделала свое черное дело! Чтоб она сдохла!

– Что ты, – пугалась Гуся, – не надо. Да и потом… Если бы он не захотел, ничего бы не было, сама знаешь. Значит, захотел.

– Твой Юрочка? Не смеши меня! Да этого телка только взять за воротник, только к себе подтянуть!

Это же не мужик. Ой, Гуська! Не о чем жалеть, вот ей-богу! Совсем не о чем! Такое дерьмо! Они ж от тебя по куску откусывали, пока почти ничего не осталось! Как печенье тебя крошили! А потом подвернулась эта сиделка, и она оказалась удобней! Как старуха сказала, так он и сделал! И это счастье, что так получилось, что ты их застукала. И что ушла – счастье! Иначе бы тебя просто не стало.

Гуся не возражала и не поддакивала – просто молчала. Что тут сказать? Яська права. Но счастья не наблюдалось. Совсем. Да, по мужу она продолжала скучать. И сердце болело, болело. Думала о нем ежедневно – как он? Что с романом, что со здоровьем?

Марья Семеновна умерла во сне. Гуся была на работе.