Безразличный голос диспетчера, искаженный хрипом динамиков, разносился по всему Белорусскому вокзалу, гулко отражаясь от нагретых за день каменных стен.

Поезд — запыленная темно-зеленая гусеница — замедлил ход и остановился, уткнувшись в тупик. Гулко лязгнули бампера, открылись двери вагонов, и усталые проводницы сошли на перрон, вытирая поручни тряпками.

Из вагона СВ вышел невысокий пожилой мужчина — легкий люстриновый пиджак, модельные штиблеты и небольшой чемоданчик в руках придавали бы их обладателю сходство с мелким коммивояжером, если бы не вытатуированные на пальцах фиолетовые перстни. Постояв рядом с вагоном, недавний пассажир варшавского поезда закурил «беломорину» и взглянул на часы.

Пассажиром вагона СВ был Коттон — он наконец-то добрался до конечного пункта следования.

По неписанному, но тем не менее неукоснительно соблюдаемому блатному этикету, пахана обязательно должен был встретить жулик — его Московская связь Вареник. Усадить в свою тачку или, как минимум, в такси, отвезти на хату, дать возможность отдохнуть, а заодно и рассказать обо всех последних новостях криминальной столицы России. Ну, а потом, наверное, на следующий день предстояло самое приятное и волнительное: поездка к любимой племяннице Наташе и ее маме, жене покойного брата Василия. Застолье, разговоры за жизнь, воспоминания и планы на будущее…

С момента прибытия поезда прошло пять минут, «беломорина» в желтых от никотина и чифиря зубах уже успела истлеть, осыпаться на лацканы пиджака серым пеплом, а Вареника почему-то не было.

Коттон нахмурился: человек очень обязательный, пунктуальный даже в мелочах, он требовал того же и от окружающих. Тем более, что такие вещи — далеко не мелочи. Точность — вежливость не только королей и поваров, но и блатных. Для блатного — косяк, в натуре…

Минуло еще пять минут — Вареник по-прежнему не появлялся.

Найденко зашел в забегаловку рядом со входом в билетный зал, заказал что-то прохладительное: при этом вор предусмотрительно встал так, чтобы видеть всех входящих и выходящих. Затем вновь нервно закурил и, не взяв сдачи, вышел на перрон.

Толпа прибывших и встречающих уже схлынула. Рядом с вагонами оставались лишь толстомясые тетки с баулами на колесиках — челночницы, привезшие в столицу незамысловатый товар со Стадиона, самого большого варшавского рынка. Что ж, в стране, где одно из самых популярных присловий «чемодан-вокзал-Россия», подобные тетки с тележками — извечный типаж.

Минуло еще минут двадцать. На Белорусский вокзал незаметно, неотвратимо наплывали синие сумерки — но Вареник так и не появился. Это не было похоже на жулика и невольно наводило на неприятные мысли — или мусора замели, или…

В голове Коттона мелькнула недавняя картинка: бетонный парапет белостоцкого супермаркета «АВС», запрокинутое лицо Макинтоша, огромное кровавое пятно на белоснежной рубашке… Тогда, в Белостоке, он прибыл на место убийства «торпеды» спустя каких-то десять минут — Макинтош ждал его, пахана, чтобы перебазарить о Заводном. Вроде бы «торпеда» выяснил кое-какие подробности об этой шестерке и хотел поделиться ими.

Кто его завалил?

Для чего?

Почему, в конце концов, Вареник…

Коттон бросил окурок в мусорку и, взглянув на толстомясых нехорошими волчьими глазами, двинулся в сторону стоянки такси.

— Командир, в Черемушки, — скомандовал он водителю, усаживаясь на заднее сидение.

Всю дорогу до Новочеремушкинской пахан бросал напряженные взгляды в зеркальце заднего вида. Но ничего подозрительного не заметил, слежки не было — такси привычно катило в московском автомобильном потоке. Таксер тоже не вызывал подозрений, обыкновенный работяга, каких в столице тысячи. Когда салатовая «Волга» с таксистскими шашечками подъехала к пятиэтажке, Коттон несколько успокоился.

Опытный вор, естественно, знал основы конспирации и потому попросил водителя остановить машину не рядом с нужным подъездом, а у соседнего. Расплатился, поднялся на лестничную площадку, откуда осмотрел двор: несколько недорогих тачек, припаркованных вдоль дома — ничего подозрительного.

Найденко закурил, вышел и, проходя рядом со стоявшими во дворе малолитражками, как бы невзначай провел рукой по капотам: они были холодны, и это означало, что машины стоят тут долго. Затем осторожно поднял взгляд на окна хазы, где должен был ждать его жулик, — на кухне горел тусклый свет. Это успокоило: уж если бы в хавере его ожидала засада, вряд ли бы там включили электричество.

— Небось, дрыхнет… — пробормотал про себя пахан, взявшись за дверную ручку. — Ну, зараза!.. На зоне не отоспался…

В подъезде Вареника света не было: наверное, черемушкинские аборигены до сих пор воруют сами у себя лампочки на площадках. Ориентироваться приходилось наощупь. В ноздри пахнуло половиками, позавчерашним перестоявшим борщем, кошачьими пачулями и помойкой — знакомый запах, от которого вор, впрочем, уже успел отвыкнуть. Выщербленные ступеньки, четыре двери на каждой площадке, все, как одна, оббитые потрескавшимся дерматином, мутные амбразуры дверных глазков…

Поднявшись на нужный этаж, пахан остановился — он страдал одышкой. Сперва он думал позвонить, но спустя несколько секунд, нащупав в кармане пиджака собственный ключ от обиталища Вареника, вставил его в замочную скважину и осторожно повернул.

На вешалке в прихожей болтался лишь старый, потертый плащ жулика — ни чужой одежды, ни обуви видно не было. Впрочем, как и самого хозяина.

— Гражданин подследственный, на выход с вещами, пришла ксива от прокурора, обещают полную загрузку, годочков эдак на пятнадцать… — нарочито-официальным голосом произнес пахан.

Квартира была пустынна; хозяин не откликался.

Коттон быстро осмотрел единственную комнату, балкон, санузел и зашел на кухню. Треногий стол, несколько табуреток, закопченная металлическая кружка. Вор, прикоснувшись к ней, определил, что она была еще теплой. Наклонился, понюхал: это был чифирь.

Ситуация отдавала самой натуральной мистикой. Получалось, что Вареник недавно сварил чифирь и, даже не попробовав его, куда-то испарился. А ведь знал, что должен быть сегодня на Белорусском.

Тогда где же он?

Неожиданно в дверь позвонили — резко, пронзительно. Пахан, схватив со стола столовый нож, сунул его в пиджачный рукав и, стараясь придать своему лицу выражение беспечности и доброжелательности, пошел открывать.

На пороге стояла седенькая бабулька: судя по тому, что она была в домашних шлепанцах и драном халате — соседка по площадке.

— Здравствуйте… — проблеяла она, и Найденко, человек приметливый, сразу же прочел в ее глазах испуг.

— Здравствуйте и вам… — осторожно откликнулся он, просвечивая незваную гостью острым кинжальным взглядом.

— Я из двадцать седьмой квартиры, как раз напротив, — теперь, кроме испуга, в глазах старушки светилось какое-то непонятное любопытство, — соседка я ваша, Галина Сергеевна, мое, значит, имя-отчество…