— Верно, — подтвердил я.

— Но почему, бога ради! Я думал, ты стоишь за Этельстана!

— Это так.

— Тогда…

— На престол Уэссекса есть три претендента, — перебил я друга. — Эльфверд, Этельстан и Эдмунд. Не кажется ли тебе разумным, что двоим из них следует объединиться, чтобы одолеть третьего?

— А когда он будет разбит, то что станет с теми двумя?

— Сын Эдгифу — младенец. — Я пожал плечами. — Витан никогда не изберет его.

— Так нам предстоит сражаться за Эдгифу?

Я выдержал долгую паузу, потом покачал головой:

— Нет.

— Нет?!

На миг я замялся с ответом. Я думал про пророчество Финана: про увиденный им мой обнаженный труп в ячменном поле. Потом мне вспомнился лебедь в сточной канаве со сломанной шеей. Если существуют предвещающие беду знаки, то это именно он. И вдруг я услышал хлопанье крыльев и, подняв голову, заметил двух лебедей, летящих на север. Боги посылали мне знамение, и оно не могло быть более ясным: уходи на север, уходи домой, уходи немедленно.

Какой же я был глупец! Вообразить, что я возглавлю восстание кентцев против Уэссекса?! Разбить Этельхельма с силами кентских ополченцев и горсти нортумбрийцев? Дурацкая гордыня, и ничего больше. Я Утред Беббанбургский, поэты слагали песни и пели зимними вечерами в моем беббанбургском доме, а один из бардов величал даже Утредом Непобедимым. Верил ли я ему? Меня побеждали не раз, но милостивая судьба всегда давала мне возможность отомстить. Но всякий знает, или обязан знать, что судьба прихотлива.

— Wyrd bið ful ãræd, — сказал я Финану. Судьбы не избежать.

— Судьба — та еще сука, — заметил он. — Но в чем заключается теперь наша?

— Избегать всех ячменных полей, — весело отозвался я.

Ирландец не улыбнулся:

— Мы идем домой?

Я кивнул:

— Мы возвращаемся на «Сперхафок». И идем домой.

Он посмотрел на меня, словно отказываясь верить собственным ушам, потом перекрестился:

— Спасибо тебе, Бог живой!

И мы пошли обратно на север. Вороны или лисы растерзали труп лебедя, вокруг птичьих ребер валялись перья. Я коснулся молота Тора и про себя возблагодарил богов за посланные ими знаки.

— Эти сны, они не всегда бывают истинными, — помявшись, сказал Финан.

— Но при этом служат предупреждением.

— Это да, точно, — согласился он, шагая рядом со мной. — Так что станется теперь с Лавандовыми Титьками? — Финан перевел разговор, не горя желанием распространяться насчет своих дурных видений.

— Пусть брат о ней заботится. Я попробовал, пришла его очередь.

— Это справедливо.

— А вот Авирган караулит не ту дорогу, — заметил я.

— Неужели?

— Если люди Этельхельма станут отступать, то пойдут, скорее всего, по этой дороге. По крайней мере часть из них. Они не захотят потерять свои корабли.

— Этому напыщенному юному эрслингу невдомек, что у них есть корабли?

— Судя по всему, нет, — отозвался я. — А мне как-то не пришло в голову доложить ему об этом.

— Вот и пусть напыщенный ублюдок попусту тратит время! — Финан довольно хмыкнул.

Летний день клонился к вечеру. Небо прояснилось, потеплело, солнце отражалось в воде, стоявшей на лугах и в болотцах.

— Прости, — обратился я к Финану.

— За что?

— Мне следовало прислушаться к тебе. К Эдит. К Сигтригру.

Мои извинения его смутили.

— Клятвы тяжким грузом лежат на совести мужчины, — произнес он, сделав несколько шагов.

— Верно, но мне все равно следовало прислушаться. Прости. Мы вернемся на корабле на север, а потом я поскачу на юг, чтобы присоединиться к Этельстану в Мерсии.

— И я поеду с тобой, — с восторгом подхватил Финан. Он обернулся. — Интересно, что поделывает Сигульф?

Звуков битвы из Фэфрешема не долетало, впрочем мы могли находиться слишком далеко, чтобы слышать звон оружия и крики раненых.

— Если у Сигульфа есть капля ума, перед боем он вступит в переговоры, — ответил я.

— А ум у него есть?

— Не больше, чем у меня, — с горечью сказал я. — Репутации у него нет, по крайней мере такой, о какой мне довелось бы слышать, отец его был глупцом и предателем. Тем не менее он кинулся на Этельхельма, и я желаю ему удачи. Вот только ему понадобится больше чем пара сотен воинов, чтобы устоять перед возмездием Этельхельма.

— И это не твоя драка, так?

— Любой, кто сражается против Этельхельма, на моей стороне. Но тащиться сюда было безумием.

— Ты попробовал. — Финан старался меня утешить. — Можешь сказать Этельстану, что попытался исполнить свою клятву.

— И не сумел. — Я не любил проигрывать, но проиграл.

Но судьба — сука, и эта сука еще не закончила со мной.

Первым преследователей заметил Осви.

— Господин! — окликнул он меня сзади.

Я обернулся и увидел приближающихся всадников. Они были далеко, но мне удалось разглядеть красные плащи. У Финана глаза были острее моих.

— Их там человек двадцать, а то и тридцать, — доложил он. — Спешат.

Я посмотрел в южную сторону, прикидывая, успеем мы добраться до «Сперхафока», прежде чем всадники нагонят нас, и решил, что нет. Обернулся еще раз. Меня беспокоило, что приближающийся небольшой отряд может быть просто авангардом, а многочисленная рать воинов Этельхельма следует за ним по пятам, но далекая дорога за мчащимися галопом всадниками оставалась пустой.

— «Стена щитов»! — скомандовал я. — В три шеренги! Красные плащи в первый ряд!

Взорам всадников предстанут свои, зачем-то перегородившие дорогу. Они придут в недоумение, но, скорее всего, сочтут нас друзьями.

— Видно, Сигульф прогнал их, — сказал я Финану.

— А остальных перебил? — отозвался он. — Сомнительно. Они… — Мой друг замер, вглядываясь в даль. — Среди них женщины!

Теперь я тоже их увидел. За передовыми всадниками виднелись четыре или пять фигур, закутанных в серые плащи, и одна в черном. Я не был уверен, что это женщины, но Финан не сомневался.

— Лавандовые Титьки, — заявил он.

— Не может быть!

— Больше некому.

Получается, люди Этельхельма в Фэфрешеме решили услать Эдгифу и ее спутниц подальше, прежде чем войско кентцев прорвется в центр города. Теперь они гнали коней в расчете добраться до своих кораблей и явно полагали доукомплектовать команды парнями Вигхельма, но те в данный момент голышом разгуливали где-то на Скеапиге.