– Значит, давно было пора!

Рия выпалила это, не подумав, и тут же пожалела о сказанном: глаза у Поппи сузились, а губы сердито поджались.

Никое повернулся к Рии.

– Димитриос столько сделал для деревни! – Он говорил быстро, но приглушенно. – Построил аптеку и оплачивает врача, который приезжает сюда три раза в неделю из Марфоса. Во всех домах за его деньги сделали ванные…

– Меня незачем убеждать, – мягко остановила его Рия. – Я ему не враг. Никое покачал головой.

– Нет, ты послушай, я хочу, чтобы ты поняла! – За его спиной насмешливо фыркнула Поппи, но, бросив на свою невесту испепеляющий взгляд, Никое взял Рию за руку и вывел во двор, где в золотистом воздухе стоял аромат тысячи летних дней. Через открытую дверь они смотрели вслед Димитриосу, который шел за маленькой старушкой в ее дом. Никое усадил Рию рядом с собой на деревянную скамейку, стоявшую возле старой стены.

– Знаешь, откуда у нас столько собак? – неожиданно спросил он, и Рия удивленно подняла на него глаза. Какое отношение имеют собаки к тому, что ей следует знать о Димитриосе?

– Кроме маленьких вечно голодных дворняжек, рыскающих возле рыбацких лодок, других собак здесь не найдешь, – не торопясь продолжал Никое. – В Греции мало кто держит домашних животных. Несколько лет тому назад, когда я еще ходил в школу, сюда переехала француженка, старушка, и у нее был целый дом кошек и собак. Когда она умерла, явились ее родственники и продали дом, но о животных никто не подумал. Они бегали по округе в поисках пищи, и однажды самую большую собаку убили. Когда дядя об этом узнал, он собрал всех оставшихся и привез их домой.

Никое наморщил свой греческий нос.

– Мать была вне себя, но ей пришлось смириться. Теперь она возражает только тогда, когда какой-нибудь кошке взбредет в голову оставить ей на кровати подарочек в виде дохлой мыши.

Рию передернуло.

– Как-то она спросила Димитриоса, зачем он это сделал, и вы знаете, что он ответил?

Голубые глаза, столь похожие на глаза его дяди, словно гипнотизировали ее.

– Нет.

– Он сказал, что никого нельзя лишать надежды.

Рия смотрела на него остановившимся взглядом, и внутри у нее все переворачивалось, когда она думала о том, что стоит за этими словами…

– Она сейчас расплачется.

Бас был явно недовольный, и когда они обернулись, Рия заметила, что улыбка, играющая на губах Димитриоса, не освещает его глаза.

Никое неуверенно смотрел на дядю, явно смущенный. Но лицо Димитриоса вдруг потеплело.

– Иди скажи своей возлюбленной, что дело уже запущено и будет закончено через месяц. Женщина, которая присматривает за домом, говорит, что хозяева хотят оформить сделку как можно быстрее.

– Спасибо, Димитриос.

Никое говорил сдержанно, но глаза его светились от радости. Димитриос подошел к нему и потрепал по плечу.

– Постарайся быть счастливым, мой мальчик, – пробормотал он в его черные волосы и слегка подтолкнул к дому, словно стесняясь своих чувств. – Заканчивайте поскорее, – добавил он вслед уходящему Никосу. – У меня мало времени.

Он подошел к скамейке, где только что сидел Никое, и, с усталым вздохом опустившись радом с Рией на теплое дерево, закрыл глаза. Все замерло. Из дома не доносилось ни единого звука, и только монотонное жужжание насекомых в листве нарушало сонную тишину. Рия отважилась взглянуть на него из-под опущенных век. Он сидел с закрытыми глазами, и его красивое лицо казалось уставшим, а вокруг рта и глаз белели морщинки.

Даже в этом безупречном костюме и туфлях ручной работы он был похож на разбойника. Рия без труда представила себе, точно в кино, как на вороном жеребце он врывается во главе своей шайки в поселок, чтобы все перевернуть там вверх дном…

– Ты одобряешь?

Низкий голос ворвался в ее мысли так неожиданно, что на мгновенье ей показалось, будто он прочитал их, и она ужаснулась.

– Одобряю?..

Слава Богу, что эти проницательные глаза не видят, как она опять залилась краской.

– Дом, – терпеливо пояснил он. – Тебе нравится?

– Как он может не понравиться? – Голос у нее был нежный. – Прекрасное гнездышко, Димитриос. Ты так добр к ним.

После разговора с Никосом она уже не сомневалась, что Димитриос очень одинок.

– Я не совсем лишен чувств, знаешь ли. – Голос его был сух, глаза открыты. – Счастье моего племянника для меня очень важно.

– А твое? – отважилась она, ожидая немедленного отпора. – Ты когда-нибудь думал об этом?

– Может, даже больше, чем следовало бы, особенно в последнее время. —Слова эти дались ему с явным трудом, и он заерзал на скамейке и случайно задел бедро Рии, отчего у нее мурашки побежали по коже. Он повернулся к ней с тем самым странным блеском в глазах, который она однажды уже видела. – Ты даже не представляешь себе, как может горечь перекорежить душу, малышка. Вчера ты была совершенно права, хотя и не подозревала об этом. Она может точить и точить человека изнутри до тех пор, пока что-то не исчезнет у него из души. То, что никогда уже больше не восстановится. Молодости – молодость.

Рии показалось, что она теряет нить разговора, упускает что-то жизненно важное. В его голосе было столько грусти, а она не знала, как ему помочь.

– Вчера мне следовало бы попросить у тебя прощения за тот вечер, когда объявились Никое и Поппи, – неожиданно сказал он. – Я, собственно, затем и шел к тебе, а потом…

Рия стала пунцовой, вспомнив свое жгучее желание и их объятия.

– Ничего страшного, не извиняйся, – быстро пролепетала она. – Я заслужила то, что получила. Да к тому же я не поняла и половины из того, что ты говорил.

Он внимательно на нее посмотрел, и в его взгляде было удивление, а потом тихо и с удовольствием рассмеялся.

– Ты хочешь сказать, что все мои усилия были напрасны?

Он опять подсмеивался над ней, но теперь это было неважно. Он повеселел, и это было все, что имело значение. Ох, как же я тебя люблю! – подумала Рия, опуская голову и пряча лицо за опустившимися волосами. Может, все-таки есть шанс? Она могла бы любить за них обоих…

– Не меняйся, Рия, – сказал он хриплым голосом, поцеловав ее в волосы и поднимаясь. – Я только-только поверил, что ты настоящая. Не меняйся. Он встал и посмотрел на часы – золотые часы на загорелом запястье.

– Черт побери, Никое, пошевеливайся! – громко позвал он, и от его нежности не осталось и следа. – Я уже должен быть на заводе.

Они забрались в «лендровер», и Димитриос не оторвал больше глаз от дороги, мчась во весь опор. Через десять минут они подъехали к массивным заводским воротам, за которыми тянулись длинные ряды строений. Вдоль восьмифутового забора из колючей проволоки ходили охранники с собаками. Солнце ослепительно блеснуло на воротах, и Димитриос остановил машину в клубах пыли. Быстро вытащил из-под сиденья черный кожаный портфель и ловко выскочил из машины.