– Вчера, – ответила Рейчел. – На конверте приклеена почтовая марка Айдахо-Фолс.

– Айдахо? А какого она дьявола делает в Айдахо?

– На самом деле это неудивительно, – объяснила Прю. – Большие открытые пространства. Не обязательно хороший тактический выбор, но зато это дает беглецам иллюзию того, что они далеко за пределами нашей досягаемости.

– Беглецам? – растерянно проговорил Паркер, но это скорее был шепот, всего лишь случайно промелькнувшая у него мысль. Рейчел знала, что это слово не укладывается у него в голове, как не укладывалось оно и в головах родных и друзей других четырехсот человек. Но именно так и обстояло дело: это были именно беглецы. Они были зернами хаоса, разносимыми ветрами Америки по всей стране. Антиобщественными элементами. Рот Дэвида не закрывался в течение нескольких секунд. А потом он покачал головой.

– Так вы уже подбираетесь к ним, да?

Рейчел наклонила голову.

– Если они знают, что делают, то у них появятся курьеры, чтобы доставлять письма из других городов. Я сомневаюсь, что она там. Но наши люди следят за развитием событий.

– Айдахо, значит… – проговорил Дэвид. – Установите там оцепление. Чтобы никто не ускользнул.

Прю не потрудилась объяснить, как непросто наладить оцепление на широких, открытых площадках.

Дэвид снова посмотрел на листок, который он держал в руках. Нечеткий, плавающий почерк, какие-то цифры – все это справа, а в нижнем углу шариковой ручкой помечено: «Буду называть ее Клэр».

– Все будет в порядке? – спросила Рейчел.

Паркер не ответил. Он свернул лист и держал его между пальцами. Его глаза сделались влажными…

Это была такая же винтовка, как и та, с которой он проходил подготовку на Черной горе, но оснащенная новым оптическим прицелом марки «Шмидт-энд-Бендер» с сеткой «Хорус». За линиями, точками и цифрами были люди. Сотни людей. Сколько человеческих жизней прервалось с помощью такого вот прицела!

Целые толпы заполнили улицы, готовясь праздновать Четвертое июля.

Несколько раз моргнув, он вспомнил ветровое стекло того самого красного «Форда» в Неваде. Стекло, забрызганное кровью…

Кевину предстояло принять решение, но он не знал, сможет ли это сделать.

Три дня он проторчал в «Тойоте» вместе с Миттагом. Когда они наконец добрались до Флориды, он с большим облегчением выбрался из чертовой машины. И повеселел. Даже несмотря на то, что к тому времени он знал, зачем его сюда привезли.

– А где Мартин? – спросил Мур на шоссе в Миссури, глядя на очертания гор на горизонте.

– Трудно сказать, – отозвался его спутник.

– Вы серьезно не знаете?

Миттаг покачал головой, напряженно вглядываясь в дорогу.

– Это большая страна, приятель. И если ты не используешь интернет, то не сможешь управлять людьми из одного места. У Мартина свои полстраны, у меня – свои. Он – восток, а я – запад.

– Но сейчас мы едем на Восточное побережье.

– Да, – ответил Бенджамин, как будто в прозвучавшем вопросе не было никакого противоречия.

– А как вы общаетесь друг с другом?

– Никак. Ну, точнее, общаемся. Но нечасто.

Кевин удивлялся, как вообще можно что-либо предпринять и выработать согласованную стратегию, если оба лидера крайне редко связываются между собой. Да и в самом деле, чего можно было так добиться? Или, может, как поговаривали некоторые, они просто скрывались. Для того чтобы их не обнаружили? Или существовал какой-нибудь генеральный план, частью которого стал теперь и Мур?

– А как вы тогда узнаете, что нужно делать? Ну то есть если вы не можете даже что-то обсудить? – продолжил расспросы молодой человек.

На лице Миттага промелькнула злоба.

– Как узнаем, что делать, если Мартин не сможет посоветоваться со мной? Болтовня с народом – его епархия. Это то, что он умеет лучше всего. Но без меня не было бы никаких дел. Настоящих дел.

Кевин выждал паузу, а затем снова подал голос:

– Я слышал, что раньше, в самом начале, вы читали лекции. Да так, что слетала краска со стен!

Комплимент слегка расслабил Бенджамина.

– Да, я говорил без обиняков. Но если бы продолжал в том же духе, то ничего бы хорошего из этого не вышло.

– Вы подстрекали к насилию.

– Я призывал к действию.

Если каждый человек преследует в жизни свои собственные особые интересы, то в этом смысле Миттаг был уникальной личностью. Он, казалось, ненавидел все слои общества. Значительную часть юности он провел в тюрьмах и чувствовал, что это давало ему более реалистичный взгляд на мир, чем у выпускников колледжей, с которыми он теперь вынужден был работать. Полицейские, которые упекли его за решетку, начальники тюрем, политики, создававшие законы, владельцы магазинов, которые он обкрадывал, матери и отцы, которые превратили своих детей в клептоманов, учителя, которые пытались превратить детей в добропорядочных маленьких потребителей, и даже воры вроде него самого – все были выстроены в очередь на осмеяние. И случись Революция, их всех поставили бы к стенке.

В отличие от Бишопа, который заявлял, что им движет надежда, главным мотивом Бенджамина стала суровая убежденность в том, что на него всегда смотрели свысока и что Америке пора заплатить за его унижение. Но подобный вид побуждения, размышлял Кевин, довольно переменчив. Желание отомстить презиравшей его элите могло легко измениться, если бы его собственные товарищи начали его злить…

– Где вы выросли? – спросил Мур где-то в Теннесси.

– В одной дыре в Пенсильвании.

– А Мартин? Почему вы с ним сошлись?

Миттаг покосился на собеседника.

– Увидел возможность.

– Чего?

– Перемен, – сказал Бенджамин. Но то, как он это произнес, навело Кевина на размышления. Имел ли Миттаг в виду перемены в мире или перемены в его собственной жизни? Мур почему-то заподозрил последнее… – И ты в этом смысле первый шаг.

– Я?

– Ты, братец. Но ты будешь не один. Не волнуйся. Ты больше никогда не будешь один.

Возможно, это было самое страшное, что произнес Бенджамин Миттаг за всю поездку…

Кевин вздохнул, окидывая взглядом толпу, а затем перевел его на платформу на пересечении Крэндон и Харбор-стрит, украшенную флагами и заполненную местными официальными лицами. В громкоговорителях гремел голос Майли Сайрус[22], исполнявшей «Вечеринку в США». Даже на расстоянии нескольких кварталов музыка была хорошо слышна в открытом окне на седьмом этаже жилого дома. Молодой человек прикинул расстояние, а потом оценил скорость ветра. Платформа была частично затенена пальмами, и когда он слегка повернулся, на стеклах его очков от яркого солн-ца запрыгали неприятные блики. Но ему приходилось попадать и в куда худшие условия…