быть у него в час дня. Джан-Марко, предлагаю разделить обязанности и встретиться у меня вечером, чтобы всё обсудить.

– Хорошо, и какое разделение ты предполагаешь?

– Синьор Кавальери, с вас текст легенды, все варианты, – суперинтендант кивнул. – Марджори, ты остаёшься в распоряжении синьора Торнабуони. Никто лучше тебя не составляет графики так, чтобы сразу можно было увидеть, где самая опасная точка. Джан-Марко…

– Да, я понял. А ты?

– А я поищу встречи с синьором Лючиано Корнаро. Мне кажется, ему, как совладельцу театра, многое следует узнать… и объяснить! Не охайте, синьор Кавальери, вас я в обиду не дам. Да и можно ли нарушать традиции, вы же сами рассказывали, что ни один суперинтендант «Ла Фениче» не был уволен!

– Благодарю вас, синьора коммандер, – Кавальери поклонился.

Лавиния пошла к выходу, но уже у двери хлопнула себя по лбу.

– Чуть не забыла! Джан-Марко, твой юный родственник свободен?

– Увы, он попросил на сегодня выходной. Куда-то ему надо было съездить по семейным делам, не то в Верону, не то в Виченцу. А что ты хотела?

– Ты же знаешь, у меня здесь всегда возникают проблемы со связью, – с досадой ответила госпожа Редфилд. – Магпочта уходит через раз, говорить по коммуникатору не всегда удобно, да и не каждый раз получается. Думала использовать Джан-Франко, в том числе, и как почтового голубя. Ладно, как-нибудь выкручусь.

– Незачем, – усмехнулся Торнабуони. – Вот, держи! – он бросил кристалл, и Лавиния ловко его поймала. – Настроен лично на меня, создаёшь письмо, нажимаешь и алле-оп! Листок падает в мои руки.

Часть 6

«Di Provenza il mar, il suol Chi dal cor ti cancello?» (Giuzeppe Verdi, «La Traviata», Aria di Germont)

«Ты забыл край милый свой, Бросил ты Прованс родной, Где так много светлых дней Было в юности твоей» (Верди, «Травиата», ария Жермона)

До назначенного – ну ладно, предложенного! – времени встречи оставалось ещё больше часа, и Лавиния пошла в сторону Ка’Тре Фонтани пешком. Да и всё равно гондолы в распоряжении у неё сегодня не было, а открывать портал здесь, в Венеции, она не стала бы и под угрозой лишения магических сил. Слишком хорошо коммандер помнила, как выглядит маг, шагнувший в нестабильный портал. Вернее, что от этого мага остаётся.

Пару раз свернула не туда, забрела в узкую и длинную улочку, закончившуюся тупиком, так что пришлось возвращаться назад; остановилась у витрины магазина, торгующего амулетами и артефактами, зашла внутрь и провела восхитительные двадцать минут, разглядывая новинки и беседуя с мастером о последних разработках Гильдии. Словом, когда в очередной раз госпожа Редфилд взглянула на часы, до часу дня оставалось совсем немного, а она совершенно не представляла себе, где находится.

Скривившись, Лавиния обозвала себя старой вороной и вытащила из кармана коммуникатор.

Секретарь архиепископа, Джакомо Вентури, ответил сразу же, словно ждал этого звонка. Впрочем, почему «словно»? Он и ждал. Работа секретаря отчасти в этом и заключается…

– Где вы находитесь, синьора коммандер? – спросил Вентури деловито.

– Тьма его знает, – честно ответила она. – Сейчас попробую найти какую-нибудь надпись… Ага, вот! Sotoportego dei Preti, это вам о чём-то говорит?

– Вы почти на месте. Sotoportego – это сквозной проход. По нему вы выйдете на площадь, кампо, – объяснял секретарь почти по слогам, будто маленькому ребенку. – Кампо Bandiera e Moro. Там посередине колодец из белого мрамора. Вот рядом с ним и стойте, а я подойду.

Сжав зубы, Лавиния выслушала объяснения, поблагодарила и отключилась.

Всё время, пока они говорили, ей казалось, что спину сверлит горячий луч. Сунув в карман коммуникатор, госпожа Редфилд резко развернулась: сзади только заброшенный дом, витрина в первом этаже покрыта густым слоем пыли. Ощущение déjà vu было таким сильным, что она тряхнула головой и вспомнила: дорога от Гвискарди в театр для первого разговора с суперинтендантом, площадь со смешным названием Campo alla Fava, человек в чёрной мантии и маске с длинным изогнутым клювом, глядящий на неё сквозь запылённую витрину закрытого магазина…

Первым порывом Лавинии было подойти, дёрнуть дверь, взломать её, взять незнакомца за клюв и поинтересоваться, какого Тёмного он за ней следит… Она длинно выдохнула и развернулась спиной к закрытой двери. Встреча назначена, опаздывать ей не к лицу, а если этому типу, прячущему лицо и фигуру, что-то нужно от коммандера Редфилд, он, в конце концов, ей попадётся.

Так или иначе.

Сегодня архиепископ ждал её в своём рабочем кабинете. Или не только её: Вентури, отворяя перед Лавинией дверь, шепнул:

– Постарайтесь не очень долго, через полчаса у монсиньора очень важное совещание.

– Да хоть молебен, – буркнула она и шагнула через порог.

О, сегодня монсиньор Гвискарди был великолепен! Любимый им лиловый шёлк дополняли золотые знаки Единого, вышитые на рукавах сутаны и на концах пурпурного пояса. Голову прелата закрывала небольшая четырёхугольная шапочка-биретта, тоже пурпурная, с кокетливым помпоном, а на столе лежали золочёный посох и перчатки.

– Добрый день, монсиньор! – поздоровалась госпожа Редфилд.

– А, синьора коммандер! Рад видеть, – приветливо ответил Гвискарди, откладывая в сторону толстый том, который листал. – Прошу, присаживайтесь! Кофе?

– Спасибо, нет. У меня в разгаре расследование, вы тоже спешите…

– О расследовании я и хотел спросить. Что-то выяснилось?

– Да, монсиньор. Проклятие действительно есть, – тяжкий вздох, сорвавшийся с губ архиепископа, мог бы наполнить паруса небольшой лодочки. – Полагаю, что в течение ближайших двух-трёх дней оно будет полностью нейтрализовано. Да и опасности, реальной опасности для артистов или кого-то из персонала оно не представляло.

– Так что Лаура может исполнить свою мечту?..

– Да-да, вполне. Монсиньор, а что мешает ей подождать полгода или отправиться, например, в Медиоланум, чтобы там штурмовать оперный олимп? Мне просто любопытно, что делается в голове у нынешних девушек.

Гвискарди снова вздохнул и махнул рукой.

– Её мать. Лючия была очаровательна двадцать лет назад, – тут архиепископ запнулся и покосился на Лавинию; та молчала. – Да, она была прелестна, но после появления на свет Лауры все помыслы сосредоточились только на девочке. Бедняжка должна была выполнить всё, что не удалось в своё время её матери, но главное – дебютировать в «Ла Фениче».

Деликатно отведя глаза, госпожа Редфилд сделала вид, что продолжает верить в легенду о племяннице.

– Понимаю… Действительно, бедная девочка, – сказала она сочувственно. – Знаете, монсиньор, если бы Лаура пришла советоваться ко мне, я бы рекомендовала ей удрать как можно дальше и попробовать пожить своей собственной жизнью, без оглядки на матушкины желания. Пожалуй… – тут она замолчала, перебирая в памяти свои знакомства. – Пожалуй, я бы попробовала составить для неё протекцию в оперном театре