Небольшое купе БМВ — прокатилось вперед и остановилось. Я мигнул фарами.

Из купе выбралась дама с большой папкой и направилась к моему прокатному РейнджРоверу последней модели.

Я вышел из своей машины. Дело было примерно в семидесяти милях к северу от Лондона, где уже можно было найти настоящие образчики британской деревенской пасторали.

— Господин…

— Яров. Влад. Как Путин, он тоже Влад.

Дама вежливо подсмеивается… шутка на грани фола.

— Очень приятно. А меня зовут Маргарет. Откуда вы узнали про Чертвик-хаус?

— Да, в общем-то, просто в интернете нашел. Я интересуюсь… эдвардианской архитектурой и вообще тем периодом. Это ведь эдвардианский дом?

— Да, построен в тысяча девятьсот десятом году.

— Меня интересует то время. Понимаете… это время… вряд ли есть какое-то другое в человеческой истории. Те, кто в детстве ездил на омнибусах — к старости вполне могли полететь в Америку на Боинг-747. Просто потрясающая скорость промышленной революции. От конной тяги до Боинг-747 на протяжении всего лишь одного поколения.

— Да, конечно — дама немного смущена моим напором — этот дом, кстати, очень типичный пример эдвардианской архитектуры. Там, к примеру, сделана разводка горячей воды до ванн от котельной — и это более ста лет назад. Ванны кстати тоже аутентичные — свинцовые. И большая часть мебели не менялась с тех времен.

— Просто очаровательно.

— Хозяева там не живут… так что сможете располагать всем домом и вам там никто не будет мешать. Единственная проблема — там нет постоянного обслуживающего персонала… но мы можем предоставить временный, причем знакомый именно с этим домом. И обойдется это совсем недорого по сегодняшним…

— Я бы хотел побыть один.

— Но повар…

— Благодарю, я закажу из ресторана с доставкой.

Дама была явно разочарована — вероятно, агентство предоставляющее прислугу так же платит хорошие комиссионные. Но ничем этого не показала.

— Как желаете, сэр. В таком случае, не желаете ли прямо сейчас посмотреть дом?

— Именно этого я и желаю.

* * *

Дом оказался действительно эдвардианским — в те времена уже строили намного проще, чем в викторианскую эпоху. Он был немного похож на фахтверковый германский… довольно скупой во внешнем оформлении и наверняка роскошный изнутри. Высокий, но без колонн вход, сам дом двухэтажный и поставлен буквой П — но крылья обращены назад, а не вперед. Сад тоже скромный, регулярный…

Внутри — торжество эдвардианства: тяжелые, пышные гардины, очень много мебели из дорогого дерева, красный и золотистый цвета в сочетании с белым, вместо картин на стене — очень уместные винтажные фотографии. Широченные окна — тогда уже не было проблем с отоплением, и вытекающей из этого необходимости строить дома с минимальными потерями тепла зимой.

— В той стороне, ближе к лесу — охотничий павильон

Спасибо…

— А там…

— Благодарю. Я все посмотрю сам. Где мне подписать…

* * *

Эдвардианская эпоха. Моя любимая…

Она начинается в 1900 году и продолжается до 1907 или 1914 или 1920 года — тут мнения расходятся. Это эпоха человеческой невинности и одновременно человеческого могущества. Никогда еще в истории — человек не достигал такого положения.

Не каждый, конечно, человек. Но…

Начало века. Войн в Европе нет уже почти целый век — после Наполеона никто по-настоящему не рыпался, не претендовал на господство. Могущество и господство Европы неоспоримо. Впервые открыта, исследована и нанесена на карту вся Земля — остались только ледяные шапки, Арктика и Антарктида — но экспедиции идут уже и туда.

Города обрели современный облик, они в основном таковы, какими мы их знаем сейчас. Многоэтажные дома, мощеные улицы, универсальные магазины постепенно вытесняют лавки. Появляется телефон, синематограф. Первые авиаперелеты. Громадные корабли бороздят мировые океаны. Первые автомобили. Конвейеры и крупное фабричное производство. Всякие чудеса — в Лондоне того времени были например экипажи, запряженные не лошадьми, а… зебрами.

Население — причем все население — живет богаче и лучше, чем когда бы то ни было. Биржевые спекуляции 1870-1880-х годов, массовое засевание прерий в США — резко снижает цены на зерно и муку. В развитых странах кусок дешевого хлеба может позволить себе даже бедняк. Продукция текстильной промышленности тоже дешевеет — настолько, что в городах уже все одеты в фабричную, не домотканую одежду. Средний класс уже может позволить себе развлечения и путешествия. В европейских столицах в моду входит танго. В Германии появляется движение так называемых «перелетных птиц» — сейчас бы их назвали «бекпекеры». Это студенты, которые путешествуют налегке, почти без денег.

Люди — мужчины и женщины — в общем-то, уже похожи на нас, нынешних. Доведись нам встретиться — нам было бы о чем поговорить.

Мир меняется столь стремительно, что за ним не поспеть.

Но при этом — еще нет Ленина, Сталина, Гитлера, Пол Пота. То есть, они есть, но на них никто не обращает внимания. Гитлер пытается учиться и рисовать в Вене. Ленин осваивается в Европе как политэмигрант. Сталин живет на Кавказе и грабит почтовые дилижансы… кареты, господи. Что такое ГУЛАГ — никто не знает. Освенцим — всего лишь местечко в Польше. Кстати, там живут и евреи.

Никто не может себе представить ужасов битвы на Сомме, сражений за дом паромщика, где полегло пятьдесят тысяч, прусских болот в четырнадцатом или кронштадтской резни офицеров семнадцатого. Выкошенного пулеметным огнем, отравленного газами молодого поколения. Дикой ненависти социальной революции.

Если людям рассказать, что будет в 1920 году, как будет выглядеть мир — они не поверят.

Как сказал один из австро-венгерских священников — я никак не думал, что человечество способно на подобное преступление.

Как никто не мог себе представить душегубку Освенцима либо расстрельный подвал Лубянки.

Мы сейчас живем… по крайней мере не хуже. Лучше. Богаче. Насыщенней. Но тот путь, что мы прошли — две мировые войны, триумф тоталитаризма — он с нами. От него никуда не деться. Не забыть. Не сбежать. Не отречься.

Оставшись, наконец, один, я сел на первый попавшийся стул, закрыл глаза… и просто думал. И лучше вам не знать, о чем… разочаруетесь. Я тоже человек. Не робот. Не оловянный солдатик. И оказавшись здесь, в доме, построенном сто лет назад другими людьми и для другой жизни — я думал о том, что же мы с собой сделали… с собой, со страной, со всем миром, в конце концов. Сделали и что самое страшное — продолжаем делать. Кому и зачем нужна эта бесконечная и, в общем-то, уже бессмысленная, похожая на скандал в дурно уживающейся паре — война? Кто установил, что так должно быть? Зачем?