– Постарайся вспомнить, – с угрозой попросил Кирилл.

Но впечатления на собеседника не произвел. И уж тем более – не запугал его.

– У меня не так много времени, – хладнокровно сообщила голова. – Поэтому в первую очередь поговорим о том, что важно.

– А что важно?

– Важно то, что у тебя хватило ума взять мой револьвер.

Кирилл хотел обидеться, но передумал и хмуро сообщил:

– В нем не осталось патронов.

– С позволения Элизабет я разместил тайники по всему дому. И здесь, разумеется, он тоже есть. Коробка с патронами лежит под дальней полкой. Револьвер я называю «12»… Умеешь пользоваться?

– Сейчас проверим.

– Проверяй.

Кирилл пошарил рукой в указанном месте, нащупал деревянную коробку, вытащил ее, раскрыл и с улыбкой оглядел черные, как ночь, патроны, на каждом из которых было выгравировано: «MORTEM MONSTRUM». Серебром выгравировано.

– Это самые мощные из существующих зарядов, ими можно завалить даже Древнего, – сообщила голова. – Стрелял когда-нибудь?

– Не уверен, – честно ответил Кирилл.

– Длинная трубка с отверстием называется стволом. Направляешь его на врага и нажимаешь на спусковой крючок. Это кратко.

– Спасибо.

– Если повезет – узнаешь детали.

– При чем тут везение? – спросил Кирилл, разламывая револьвер и вставляя патроны в каморы. – Разве от меня ничего не зависит?

– Не вижу других фактов, которые помогут тебе выскочить.

– Оптимистично.

– За дверью два шакала.

– Знаю.

– Их нужно убить. Справишься?

– Топориком сподручнее.

– Шаба ты топориком не завалишь.

– А револьвером?

– Да.

– Тогда буду тренироваться.

Револьвер лег в руку на удивление удобно. Сначала, еще в гараже, он показался тяжелым, слишком длинным и несбалансированным, но теперь, чуть попривыкнув, Кирилл ощутил полное единение с этим замечательным оружием. Показалось даже, что они давно знают друг друга и вместе прошли не одну заварушку.

– «12» хорош, но он не скорострельный. Так что слушай внимательно, Амон: открывай дверь и сразу стреляй. Постарайся завалить зверя. Потом отступай…

– Отступать?

– Да, сделай два шага назад. Шакалы тупые, второй прыгнет, и два шага спасут тебе жизнь, потому что шакал прыгнет туда, где тебя уже не будет. Ты же выстрелишь второй раз и убьешь его. Все ясно?

– Да.

– Надеюсь.

Кирилл взвел курок, пару секунд постоял напротив двери, мысленно повторяя все, что должен сделать, затем резко распахнул ее и выстрелил, успев увидеть, как брызнул из простреленной головы фонтан шакальей крови. Сделал два шага назад, увидел прыгнувшего второго, спокойно, словно в замедленной съемке, направил на него револьвер и вновь нажал на спусковой крючок. И поразился тому, как далеко отбросила пуля крупного и тяжелого зверя: шакала отшвырнуло к столу, он прокатился по нему, скуля от боли в разорванной груди, свалился с противоположной стороны и затих.

А вот отдача у револьвера оказалась вполне приемлемой.

– Спасибо за хороший совет! – Кирилл с удовольствием оглядел оружие, затем перевел взгляд на своего странного собеседника, и только хотел задать ему следующий вопрос, как глаза мертвеца остекленели, рот перекосился, послышалось шипение, и голова вспыхнула, словно внутри у нее сработала термическая граната. Но пожар не случился. Выгорела только голова – до горстки пепла, и полка, на которой она лежала.

– Дела…

Кирилл дозарядил оружие, остальные патроны распихал по карманам, прошел к дальней стене и открыл дверь, которую приметил, когда лазал за коробкой. Небольшая дверь – скорее, даже, люк, аккуратно врезанный в стенку холодильника, – привела Кирилла в шахту винтовой лестницы. Узкую, как мировоззрение фанатика, и такую же темную. Лестница выглядела настолько старой, что Кирилл не сразу решился на нее ступить, опасаясь, что она провалится или же скрип разнесется по всему особняку, но ничего не случилось: ступеньки оказались крепкими и пребывали в отличном состоянии.

Лестница вела на второй этаж и закончилась таким же небольшим люком, как тот, что вел в холодильник. Открыв его, Кирилл очутился в гардеробной комнате, пребывающей, как было и в спальне, в полнейшем беспорядке: ящики выдвинуты, многие вещи сброшены с плечиков и полок и валяются на полу, дверь в следующее помещение приоткрыта и оттуда слышится мужской голос:

«Ничего не бойся! Главное – ничего не бояться!»

Кирилл бесшумно подкрался к выходу из гардеробной и заглянул в комнату. И увидел черноволосого мужчину, того самого Говарда, который стоял перед зеркалом, не отрываясь смотрел на отражение и, судя по всему, старался себя подбодрить. Волосы всклокочены, глаза горят лихорадочным огнем, и полнейшая растерянность на лице. Казалось, Говард не узнавал себя. Или не понимал, кого перед собой видит. Или не понимал, что тот, кого он перед собой видит, делает там, где он его видит.

Никого больше в комнате не было.

Окно плотно зашторено, а свет дают лишь два бра, потому что большая люстра снята и брошена в угол. А с ее крючка свисает заканчивающаяся петлей веревка, под которой стоит стул.

Нет, лежит стул. Как будто кто-то встал на него, намереваясь использовать петлю по назначению, но передумал и спрыгнул, резко толкнув стул ногой.

Стул упал.

«Пойди и сделай, – сказал себе Говард. – Она не сможет тебя убить в этом теле! Слишком много их связывает…»

«Не пойду!»

«Проклятый человечишка! Сдайся!»

«Это мое тело!»

Он не беседовал сам с собой, а словно раздвоился. Или растроился. Как будто два разных Говарда – трусливый и смелый, – пытались принять сложнейшее решение, а к ним подбирался третий, злой, тоже Говард, а может, и не он.

«Шаб тебя растерзает».

«Я тебя растерзаю!»

«Сам себя?»

«Ты – никто!»

«Я не хочу умирать!»

«У нас нет выхода!»

«Вы двое скоро окончательно исчезнете! Отродье обезьянье!»

«Я буду драться!»

«Ты ничего не сможешь!»

«Уже смог!»

«Проклятье!»

А дальше борьба слов перешла в борьбу тел. В борьбу силы. В отчаянную схватку за обладание Говардом.

Сидящие в мужчине души схлестнулись в жесточайшем сражении.

Он остался у зеркала, вцепившись в столешницу комода так, что побелели руки, а его красивое лицо исказила чудовищная гримаса. Еще одна. Еще! А глаза то и дело наполнялись безупречно-черной тьмой… Снова становились обычными… И снова исчезали в непроглядной черноте…