Над столом, отличавшимся обилием закуски, сошлись, звякнув гранеными боками, стаканчики.

После я поведал братцу историю злоключений.

– Просим, короче, политического убежища, – вывел резюме.

– Да по мне, хоть всю жизнь тут перебивайтесь, – сказал Владимир, поддевая вилкой сопливый маринованный гриб. – Я сейчас без работы, могу выполнять роль сторожа-кинолога…

– Опять уволили? – вздохнул папаня, хорошо знавший характер шалопута-племянничка – свободолюбивый, независимый, не сгибаемый ничьей начальственной волей, а потому редко позволяющий задерживаться сколь-нибудь ощутимо долго на той или иной службе.

– Да, освободили вот… от обязанностей.

– А ты их исполнял?

– Не надо, дядя, я старался…

– А кишка твоя как? Шипит, небось, ледащая?

Папаня, следующий вульгарному определению образа, «кишкой» именовал супругу Володьки – бывшую фото-модель, длинную и тощую блондинку, иначе, в великосветском понятии, высокую и изящную. Жена Вовы отличалась нравом капризным и непредсказуемым, взбалмошность ее и претенциозность не знали границ, однако пофигист и грубиян братец управлялся с ней запросто, воспринимая женские истерики и колкости на уровне ультразвуковых частот.

Одним из характерных диалогов в общении между супругами был, к примеру, таковой:

«Владимир, ты ведь уже пил…»

«Угу».

«Владимир, ты ведь уже курил…»

«Владимир, ты ведь уже жил!» – следовал равнодушный ответ от объекта нападок.

– Кишка шипит, это ее работа, – говорил Вова папе невозмутимо. – Часть супружеского долга. Но здесь она не возникает, боится пса.

В дверь поскреблись.

– О, прибыл мой друг! – сказал Володя, отодвигая запор. – Входи, располагайся.

В подвал вошел, деловито осматриваясь по сторонам, здоровенный рогатый козел.

Козла, вернее, козленка три года назад Вовке подарил по пьянке его приятель сириец Азиз, убедив, что это – особь женского пола, способная каждодневно давать целебное молоко, легко снимающее похмельные недомогания, и новый постоялец был прописан в вольере со свирепым кавказцем, любовно выпестовавшим псевдокозу, оказавшуюся при дальнейшем разочарованном рассмотрении гнусным рогатым самцом.

Козла Вова назвал Николаем Азизовичем, присвоив ему отчество дарителя, отчего приятель сильно на Вову надулся и не разговаривал с ним едва ли не полгода.

Николай Азизович считал дом своей собственностью, вел себя вызывающе, прекрасно понимая обращенные к нему ругательные слова, незамедлительно на них реагировал, принимаясь активно бодаться, а чуть что – прятался за защитника-пса, с кем с недавних пор имел какие-то отвратительные сексуальные отношения, глядя на которые, фотомодель плевалась, а циничный Вова, заходясь, ржал.

К изумлению чекиста, козел, осмотревшись в помещении, неторопливо уселся на стул, указав братцу вытянутым копытом на водку.

– Вот, черт! – крякнул папаня.

Козел, укоризненно на него посмотрев, потянулся к протянутому Вовой стакану с водкой и, лихо запрокинув назад рогатую башку, привычно поглотил поднесенный к его спутанной бороде алкоголь.

– Цирк! – заметил Сергей.

Козел снова выразительно поглядел на бутылку.

– Все, корефан, отвали, – сказал Вова, протягивая нашему косматому собутыльнику пару сигарет, которые тот в качестве закуски с удовольствием стрескал. Пояснил нам: – Много дашь, с утра изведет… Неси ему опохмел, и все тут!

– Опохмеляется?! – недоверчиво вопросил чекист.

– А как же! Пиво, ликерчик… Летом тут пляж, так он как порядочный – поплавает, потом обсушится и – пошел по компаниям выпрашивать… Вечером нажрется в умат, копыта подкосятся, я его на телегу, пса впрягу, и только так домой доставляем. А с пляжа его калачом не заманишь. Рога выставит – не подойди! Все понимает, зараза! «Сидеть», «рядом», «фас»… – Услышав последнее слово, козел обвел нас настороженным взором, в котором угадывалась отчетливая готовность к агрессии.

– Ты это… потише, – опасливо глянув на парнокопытного пьяницу, сказал папаня. – Осторожнее в выражениях.

– Чем заниматься-то собираешься? – спросил я Володю.

– «Челноком», – почесав волосатое пузо, ответил он. – А чего остается? С деньгами, правда, засада… Одолжишь?

– Ты ж говорил, что «челнок» – дело тухлое…

– Неблагородный труд, – согласился братец, насаживая на шампур постное свиное мясо. – Как вспомню… Приехал я в эти Арабские Эмираты, из аэропорта прямо в автобус, из автобуса – в отель, везде вроде кондиционеры, а может, спьяну с корешами окружающую среду правильно не восприняли… Ну, утром, значит, звонок: не желаете ли на пляж? Ну, давай! Влезли в автобус, погнали. Абрек за рулем спрашивает: вам какой пляж нужен? Платный, бесплатный? А платный у них – комплекс на берегу океана. Бар, бассейн, кондиционер, естественно… Но – платный же! Не, говорим, вези нас на халява-бич! Ну, привез. Все интеллигентно: грибки, соломой крытые, душ гнутой трубой торчит среди песка. Абрек спрашивает: когда за вами обратно? Мы подумали… Давай, говорим, часа через три. Он так плечами пожал, ну-ну, мол… И попилил себе. А я из автобуса вышел, чего-то не соображу, чего-то – не то… И вдруг уясняю: жара! Не, даже и не жара. Просто я – внутри домны. И сейчас сгорю. Стою, истекаю потом, силы как из проколотой шины выходят, а кореша тоже оплавляются на глазах… Чего делать? Пошли к грибку. Солнце лупит, как снайпер, без компромиссов! Думаю: надо обмыться. Скинул тапочки и – к душу! Но вернулся – по такому песку и йог не пройдет. Жаровня! Н-да. Ну, добираюсь до душа медленными движениями, встаю под сито, водичку врубаю… Кипяточком никогда не мылись? Я – попробовал. Впечатление сильное. Трубы-то подводящие в песке… Ну, ошпаренный, добираюсь обратно к грибку. Солнце звереет, пот течет, мокрый след за мной, как за улиткой. А кореша тоже в изумлении от местных погодных условий. То есть слова им даются как глухонемым… Но, мыча и жестикулируя, решили: к заливу! А до залива этого Персидского – пятьдесят метров! Но по времени и физическим затратам мы одолевали эти пятьдесят, как ту же дистанцию скалолазы на отвесном склоне. Одолели наконец. Бах в воду! И оказываемся в горячей ванне. Вода за сорок. Сидим в ней, прибалдеваем. Ноги парим. Солнце прицела не меняет, жалит осой, а я уясняю: вот почему абрек так сомневался насчет трех часов-то… Кореша в прострации друг на друга пялятся, а я из морской ванны снова на песочек выполз и – обратно к грибку. Вдруг вижу – автобус! Другой, но тоже к нашему отелю приписанный! С надписью на боку… Я к нему из последних сил. Вскочил в прохладу салона, кричу водиле: вези, куриная голова, взад!

– А кореша? – спросил папаня.

– В прострации же, говорю, в ванне. Не успевали они… В общем, водила в город меня завез, тут, говорит, сам найдешь, отель в двух шагах. Ага, как же! Два часа его искал.

Спрашиваю – где? Один одно объясняет, другой – другое. Да я и не очень по-английски к тому же… То есть читать я хорошо научился, а понимать еще не все… Но – нашел! Вваливаюсь в номер, врубаю кондиционер на всю катушку, под душ, а потом – на койку. Лежу, водичку хлебаю холодненькую – наслаждение! Тут – стучат в дверь. Заходит служитель. Мистер, вы опаздываете на обед. По-русски. Выучились. А после ежится так это… зябко и спрашивает: вы давно в такой, мол, атмосфере окружающей среды пребываете? Часа два, говорю. А он: вы на термометр смотрели? Нет. Посмотрите, в комнате, между прочим, плюс пять по Цельсию. А я в одних трусах. И жарко мне, жарко! Аж кишки горят!