– А где же ваш многоуважаемый босс? – спросил Баранов, демонстрируя мне свой профиль.

– В Москве.

– Почему же он сюда не приехал, а делегировал вас?

Признаться в том, что у Паши гостит теща из Волгограда, было бы как-то несолидно, и поэтому я ограничилась туманным ответом:

– Дела…

– У него всегда дела. Исключительно деловой молодой человек!

Я промолчала.

– И что вы собираетесь тут делать, Кристина?

Я коротко рассмеялась:

– Вадим Николаевич, вы не находите, что подобные расспросы несколько превышают рамки ваших полномочий? Вы не мой шеф и даже не коллега.

– А просто полюбопытствовать уже нельзя?

– Нельзя.

Баранов поджал губы:

– И напрасно, Кристиночка, напрасно! – Тут он, очевидно, решил сменить тактику. – Мы могли бы держаться вместе. Как коллеги и соратники по цеху искусства. – Он наклонился, обдав меня ароматом крепкого парфюма. – В конце концов, мы образованные люди, ценители искусства… – Он понизил голос. – Не в пример этим выскочкам, деятелям прессы и шоу-бизнеса!

– Что вы хотите этим сказать?

– Пока – ничего. Я хотел сказать, что всегда ценил вас и Вересова. Напрасно он относится ко мне с некоторым недоверием. Совершенно напрасно! Вы давно приехали? С хозяином уже общались?

Он бросал мне эти вопросы словно бы между прочим, надеясь, что я – мелкая глупая рыбешка – с жадностью проглочу наживку, «схаваю» ее и выплесну ему данные, за которыми он и охотится.

– Сегодня утром.

– О! Опередили меня на два часа.

Баранов хотел что-то еще сказать, но в этот момент появляется Валасьен…

Я надеюсь, очень надеюсь, что я выгляжу как обычно. Что на моем лице нет лихорадочного румянца или, наоборот, – неестественной бледности, хотя меня бросает то в жар, то в холод. Я не поворачиваю головы в сторону Валасьена. И вообще делаю вид, что его не существует на свете.

Он отодвигает стул и садится рядом со мной. Что это такое творится?! То я сижу в гордом одиночестве, то сразу двое подворачиваются!!!

– Очень приятно встретиться снова, – слышу я справа от себя.

– Взаимно.

Баранов внимательно прислушивается к нашему разговору, и мне становится неловко. Меня в очередной раз спасает появление нового человека. На этот раз в столовую ворвался какой-то вихрь. Раздался вопль:

– Где Гру-ш-е-е-е-в! Гру-у-ше-e-e-e-в где?!

У «вихря» были длинные светлые волосы, распущенные по плечам, джинсовые шортики, облегавшие аппетитные выпуклости, короткий беленький топик, пухлые губки и глаза в обрамлении длиннющих ресниц. Я вспомнила рассказ Светы Чиж о «персиковой» девушке и поняла, что лицезрею это чудо. Девушка действительно была вся какая-то персиково-розовая – налитые щечки, чистое личико, гладкие, как отполированные, ноги и руки, тронутые светло-персиковым загаром.

– Я – Грушев! – немного опешил певец, привстав со своего места.

– Петя! – завизжала девица, бросаясь к нему. – Нам надо репетировать номер. Я – Венера из пены.

– Какой номер?! Какая Венера?! – Грушев обвел присутствующих диким взором, как бы призывая всех нас на помощь.

– Обычная! Такая… – она развела руки в стороны, – розовая! Мы будем репетировать номер для сегодняшнего выступления!

– Постойте! – Грушев выглядел совершенно ошарашенным. – Мы сегодня будем выступать с Мариночкой…

– Какая Мари-но-о-чка-а-а?! С тобой выступаю я!

– Ничего не понимаю. – У певца был растерянный вид. – У нас договоренность с Константином Диодоровичем! Он пригласил меня выступать вместе с Мариночкой. Она подъедет вечером, у нее плотный график съемок передачи на телевидении, и она не вырвется раньше.

– Все не так! – Девица обогнула стол и сердито нахмурила свой гладкий отполированный лобик. – С тобой выступаю я. Костик сказал. Никакой Мариночки!

– Ничего не понимаю, – как попугай повторил Грушев. – Мне нужно срочно переговорить с Константином Диодоровичем.

– Он занят, – вставила Марианна Николаевна. – Но скорее всего все так, как говорит Эля. Я не видела последних изменений в программе вечера…

– Она у меня есть, – певец достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. – Вот, смотрите…

– Не то-о-о, – протянула девица. Но вместо «не то» у нее получилось «не тоу». – Теперь все по-другому! Здесь выступаем мы. – И она ткнула острым наманикюренным ноготком-коготком в листок.

– Господи! – простонал Грушев и плюхнулся на диван. В его взгляде читались тоска и затравленность.

– Мы сейчас же приступим к репетициям! А вечером мне привезу-ут наря-я-д.

– Сейчас приступить я не могу. Я должен хотя бы пообедать!

– Обед скоро подадут. – И Марианна Николаевна повернулась к нам спиной.

– Я тоже поем, – и «персик» села на стул, красиво поджав под себя длинные ноги-ходули.

– Вы обедаете с Константином Диодоровичем, – напомнила ей Марианна Николаевна.

– Ах да! – девица взяла из вазы яблоко и вонзилась в него крепкими белыми зубками.

Принесли обед.

В присутствии Эли все, как загипнотизированные, молчали. Наконец, эту гробовую тишину нарушила Алена:

– Вы каким номером выступаете?

Хруст яблока был ей ответом.

– Я? Первым! – прожевав, сказала Эля.

– Понятно.

Огрызок яблока полетел обратно в вазу. Эля встала, продемонстрировав всем присутствующим свою налитую попку и загорелые ноги.

– Я жду в зале. Пе-е-етя! – пропела она.

И так же быстро, как появилась, девушка умчалась.

– Интересный получится номер, – со смешком сказала Алена. – Отображу все это в посте и блоге.

– Я умол-я-ю! – певец налег грудью на стол. – Не надо добивать раненого льва. Пощади меня!

– В прошлый раз вы были гладиатором.

– Что? – встрепенулся Грушев.

– В прошлый раз, на той вечеринке, вы выступали в образе гладиатора. А сейчас вы – лев?

Грушев метнул на нее сердитый взгляд:

– Алена! Вы бы лучше какую-нибудь другую тематику для своих постов и блогов выбирали. Я недавно был на презентации «Отель-Плаза «Русь», и там был Нересов. Меня представили ему… Извините, мне пора.

Нересов был замминистра внутренних дел. Певец бросил салфетку на стол и отодвинул стул. Взял стакан с водой, отпил крупный глоток.

– Не скучайте, друзья! – и он удалился.

Баранов, сидевший рядом со мной, хрустнул пальцами.