После весьма скудного завтрака Джо Слэпстик отозвал нас с Бэксом в сторону и поставил в известность, что дает нам второй шанс и все-таки выпустит нас на игру. Подвалил Бенни Гринбаум и, почесывая меня за ушком, поведал мне, против кого я буду играть в защите завтра вечером. Им оказался Арт Бэйлор, двоюродный брат моего любимого игрока Элджина Бэйлора. Бенни сказал, что этот чувак очень энергичный, и мне следует наставить одну ногу на его пах, прежде чем тот пойдет в наступление. Что Бенни мне и продемонстрировал, потершись коленкой о мои яйца.

После того как Бенни познакомил с этим приемом всю команду, кто-то обнаружил, что у центрового из Клинтона Сэмми Фалтона имеется сумасшедший запас сильнейших стимуляторов. На тренировку мы дружно явились под кайфом. Я забросил невероятное количество мячей и твердо застолбил свое место в стартовой пятерке. Я отработал передачу и подборы, поскольку, как мне кажется, от меня будет зависеть вся встреча, если все сложится нормально. Бен Дэвис ушиб ногу и выбыл до конца турнира. В вашингтонских газетах я читал статьи, посвященные мне и озаглавленные «Баскетболист-битник». Они описывали мои длинные по плечи волосы и странные увлечения за пределами спортивной площадки. А какой, на хуй, смысл? Меня сильно поклонило в сон, несмотря на колеса. Едва собрался уйти в свою комнату, как меня тормознул Джо Слэпстик и сообщил, что я буду играть в нападении, поскольку Портер слишком туп. Когда я зашел в комнату, там сидели Беллум с папочкой. Наверно, обсуждали тот рассказ из сегодняшней газеты. Уверен, он бесится при мысли, что такой урод, как я, будет в стартовой пятерке. Мудила. Я чуть яйца себе не порвал, чтобы сюда попасть, так что пойдет он далеко и надолго.

Возвращаясь сегодня из Вашингтона, остановились заправить машину Бенни, а Йоги пошел искать сортир. Мы с Корки заглянули в магазин взять колы, потом вмазались его припасенным на подобный случай продуктом. Через несколько минут из сортира вернулся взвинченный и широко улыбающийся Йоги. «Наверно, этот козел только что подрочил», — невежливо заметил кто-то, но Йоги подлетел к машине, захлебываясь от возбуждения: «Эй! В туалете есть автомат с презиками!» «Что за херню ты мелешь?» — спросил Вилли. «Клянусь, там автомат с презиками, — он вытащил и предъявил нам большую упаковку настоящих гондонов. — Клево, да?» «Прикольно», — решил я, и мы дружно помчались на разведку, в том числе и Бенни. Так оно и оказалось, по 25 центов за упаковку. Раньше я ни разу не встречал автоматов с презервативами в Нью-Йорке, но кто-то объяснил, что такие штуки имеются на Юге в каждом туалете. Корки опустил четвертак и приготовился получить приз, но ничего не произошло. «Тресни по нему», — посоветовали ему, и он изо всей мочи вдарил по верхней части аппарата. И мы обалдели. Низ этой фигни отвалился, и тысячи пачек гондонов посыпались на пол. Мы ползали на четвереньках, подбирая их, набивая ими карманы. Ведь их можно будет здорово толкнуть лохам из нашей школы, которые конфузятся пойти в аптеку и попросить упаковку. Кстати, туповатый Корки прохрипел: «А ведь не очень удобно, когда заходишь в аптеку и говоришь: «Мне, пожалуйста, три гондона». Мы посвятили чуток времени на разъяснение Корки некоторых жизненных реалий.

Тем временем Бенни, кажется, вполне освоился в толчке и решил воспользоваться шансом, предложив у нас отсосать. Никто не счел его дерьмовую идею привлекательной, и, убедившись, что все резинки подобраны с пола, мы вернулись в машину. Удрученный Бенни плюхнулся на сиденье, и только мы тронулись, как этот пидор чуть не врезался в грузовик. «Забудь о моем члене и следи за дорогой», — произнес Вилли. Я опух, когда мы взглянули на переднее сиденье и увидели, что Вилли, спустив штаны до лодыжек, втирает себе в яйца детскую присыпку «Johnson & Johnson». «Чтобы лучше бегалось», — пояснил он. «Понятно», — кивнул я. Потом мы на заднем сиденье занюхнули чуток джанка и потому оставшаяся часть пути прошла так, что в дневнике особо не опишешь, однако для старого торчка очень мило. В Балтиморе в продуктовом магазинчике мы умудрились встретить двоюродную сестрицу Корки. По-моему, она жуткая блядь. Они децл потрепались, и мы двинули дальше. Очень трогательная встреча. Когда до города оставался час езды, все стали надувать гондоны и пускать их из окон. Заехав за едой, мы подарили несколько шариков одной маленькой девочке и ее маме. «Смотри, какие мальчики дарят тебе воздушные шарики. Бери», — сказала пустоголовая домохозяйка из Нью-Джерси.

Уже целый день, как мы вернулись из той безумной поездки в Вашингтон. Мне позвонил Бенни и сказал, что хочет, чтобы я играл в его команде «Флайерс», и мне надо прийти в его роскошные апартаменты, чтобы там примерить их знаменитую форму и взять бесплатную пару дорогих кроссовок. Я спрашиваю, можно ли нам встретиться там, где поспокойнее, но он божится, что все ништяк, тогда я одеваюсь и стартую. Оказалось, он обитает в шикарном квартале, в доме есть швейцар. После допроса с пристрастием со стороны старой дамы, сидящей у коммутатора в коридоре, я поднялся на шестнадцать пролетов (дело в том, что я боюсь ездить в лифте), отыскал нужную дверь и позвонил. Бенни встретил меня с улыбкой, типа вот-пришла-моя-лапочка, мы прошли и присели в гостиной, с минуту пили кока-колу, потом он поднялся и посигналил мне пройти в соседнюю комнату мерить форму. Едва мы зашли в его комнатку в дальнем конце квартиры, как Бенни попросил меня присесть на кровать. Я подождал, пока он вынет из шкафа весьма понтовую спортивную куртку, и примерил ее. Благодаря моей худобе, сидела она лучше некуда, он погладил мне грудь обеими ладонями, забрал куртку и потом, глядя на меня, сказал: «Сними брюки и попробуй эти шорты». Я расстегнул ботинки и стянул джинсы, небрежно повесил их на спинку стоящего рядом стула, он протянул мне шорты, настаивая, чтобы я мерил их без трусов, а то они могут не подойти. На мгновение я засомневался. «Вот дерьмище, — мелькнула мысль, — во что я влип?» Я нервно решал, дать ли этому козлу в рыло, или, сохраняя спокойствие, снять трусы и надеть те штанишки. Но Бенни остановил меня со словами, что сперва хочет произвести измерения. И, подтащив меня к стенке, прижал к ней. Начал измерять мой объем бедер и икр (между прочим, 13 дюймов), а потом началось. Пиздец. Он нежно прижал пальцы к моим яйцам и елде с заявлением, что сейчас приступим к замерению и их. Ну уж хватит, подумал я. Сграбастал ублюдка и, как мне кажется, по большей части инстинктивно, достаточно мощно въебал ему по шее. Тогда от удара он уткнулся мордой в колени, а я схватил его за волосы и толкнул так, что он треснулся башкой о латунный столбик кровати. Потом собрал свою одежку (форму тоже прихватил) и направился к двери. Он догнал меня, умоляя не сердиться, ныл, что это все фигня, я ему нравлюсь и он не мог удержаться и не испытать, что он не врет, может даже влюблен в меня, и летом мы сможем встречаться и ездить в кино или куда еще. Черт, что этому типу надо? Зато он всучил мне 20 баксов, чтобы я никому не рассказывал, мы остались друзьями и прочее. В итоге (клянусь моей чудесной жопой) я забрал лаве и свалил, весь трясущийся, словно стариковский член. А вниз ехал в лифте, потому что настолько пересрал, что даже совсем позабыл о своем страхе перед этой штуковиной,

Чем больше я читаю, тем отчетливее, с каждым днем все глубже осознаю необходимость писать. Думаю о красоте, о том, что она представляется мне просто глыбой необработанного камня, из которой можно вырезать вещь, о том, что в словах для меня никогда не было некоего жуткого предела, они лишь инструменты для ваяния. Образы просто приходят ко мне откуда-то сверху (я все воспринимаю образами), мне остается только сложить их, словно кирпичики. Они то ясные и чистые, а потом вдруг неряшливые, и после придумаешь, как привести их в порядок. Словно эдакий дом, откуда я могу «вырвать» комнату, изменить ее размер или планировку, чтобы все остальное приобрело смысл... или потеряло его окончательно. А когда все готово, я разбит, будто бы что-то у меня в кармане такое есть и я это принял. Вот так.