какая-то сила свыше, руководящая этим процессом. Но теперь я не могу держать смычок, не могу делать то, что раньше делал так легко! – голос юного музыканта задрожал.

– Чего ты боишься? Что держит тебя в этой ловушке? Цинь Шэн, пока ты не найдешь ответ, ты не сможешь выбраться из ящика, – мягко произнес Чэн Ю.

– Я боюсь… Есть вещи, которые меня пугают… – Цинь Шэн замолчал. Он не знал, что сказать. Парень действительно чего-то боялся, но то был не страх неодобрения родителей, не страх ослепительного света прожекторов или страх кричащей публики. Чэн Ю лишь оставалось молчать и ждать ответа. Психотерапевт провел так несколько часов, пока Цинь Шэн сам не вылез из коробки.

Перед тем как уйти домой, Чэн Ю в последний раз бросил взгляд на импровизированный ящик. К счастью, он знал, что все еще может и будет продолжать рисовать.

5

Осень медленно подходила к концу. Она пролетела в одно мгновение, и никто не мог сказать, чем запомнилась. Небо стало холодным и серым. Белоснежные ароматные цветы душистого османтуса увяли и осыпались, утратив свою первоначальную жизненную силу.

Цинь Шэн все еще не мог играть и уже давно не приходил в кабинет Чэн Ю. В глазах толпы он стал примером невероятной иронии – скрипач, который не может играть на скрипке.

Лин заметила, что ее наставник в последнее время стал довольно загадочным. Он был постоянно чем-то занят и постоянно что-то искал, периодически обращаясь с просьбами ему помочь.

– Лин, не могла бы ты найти информацию о выражении эмоций в произведениях для скрипки? И какие произведения лучше всего передают чувства композитора? – как-то попросил ее Чэн Ю.

– Я считаю, что лучше всех эмоции передают «Соната для скрипки соль минор» Тартини или «Карнавал животных» Сен-Санса. Мне очень нравились эти произведения, когда я училась играть на фортепьяно…

– Мне нужна мелодия, которая не только сможет затронуть сердца людей, но и не будет чрезмерно сложной… – медленно произнес он.

– У меня дома куча дисков с классической музыкой. Могу вам принести! – с энтузиазмом предложила Лин.

Вскоре кабинет Чэн Ю наполнился музыкой для скрипки от «Задумчивости» Караева до концерта Мендельсона «Ми минор». Чэн Ю погрузился в звуки скрипки, его руки были подняты в воздух, как будто он ловил одну ноту за другой.

– Я вижу цвета в мелодии. Потрясающе. Эта нота ярко окрашена, а та нота тусклая, как тень, но они совмещаются, образуя законченную картину… Если сопоставить ноты с палитрой, то я еще ярче ощущаю эмоции, переданные через музыку… Я ищу мелодию, которая станет моей, – сказал Чэн Ю, представляя себя на месте дирижера.

Лин понимала, что его целью является не стать музыкальным экспертом, а найти способ помочь Цинь Шэну. Она верила в своего наставника. И вот в один прекрасный день Чэн Ю ворвался в кабинет, принеся с собой вихрь холодного ветра с улицы. Он сразу обратился к Лин:

– Найди, пожалуйста, Цинь Шэна и назначь ему консультацию на сегодня.

Помощница слегка удивилась. Она никогда не видела психотерапевта настолько взволнованным, но поспешила выполнить поручение.

Картонная коробка все еще стояла в углу кабинета. Цинь Шэн выглядел более осунувшимся, чем в их последнюю встречу. Его взгляд больше не выражал спокойствия – лишь тоску. Увидев его, Лин переживала, что парень откажется от консультации, но он все же пришел.

– Я подожду снаружи, – произнесла Лин. Перед тем, как покинуть кабинет, она с тревогой посмотрела на Чэн Ю, но тот с улыбкой кивнул ей. Это немного успокоило девушку.

Она бродила по длинному коридору, в котором звучали лишь ее одинокие шаги. Лин привыкла слышать, как за дверью раздаются плач, крики и звуки падающих предметов. Но в этот раз что-то изменилось: из кабинета доносилась прекрасная мелодия скрипки. Сначала это были медленные переходы между первыми нотами, словно робкие первые шаги ребенка, а затем музыка полилась рекой. Эту композицию под названием «Исход» часто использовали в различных фильмах по Библии, а также это было классическим произведением для скрипки.

Лин прислонилась к двери, вслушиваясь в восхитительную мелодию. Она чувствовала, как перед ней возникло глубокое бушующее море, а пророк Моисей взмахивает своей тростью и ведет за собой свой народ. Одна нота следовала за другой, бесконечно вращаясь в пространстве, словно одна душа искала другую. Волнующая мелодия осветила новый путь через бушующее море к прекрасному будущему.

Неужели юный скрипач снова может играть? Но это было совсем не похоже на технику Цинь Шэна. Его игра всегда была наполнена уверенностью и четкостью, а здесь было ясно слышно, когда звук колебался или на мгновение застывал. Но каждая нота все равно была сыграна чисто, а легкое дрожание струн эхом отзывалось в сердце Лин. Она вспоминала долгие дни, когда одна блуждала в темноте и не могла найти ответов на свои вопросы. Но мелодия вела ее, поддерживала, заставляла двигаться вперед и не останавливаться. Эта музыка возносила клятвы Небу и Земле, словно олицетворяя самого Моисея, который пытается найти выход и спасти свой народ. Мелодия нарастает, стремится вперед, несмотря на трудности и препятствия, желает указать новый путь!

И о чудо! Море расступилось! Бушующие воды прокладывают дорогу воле человека и благодати Божией. Она ведет вперед, а пророк Моисей, взмахнув тростью, ведет за собой людей, оставляя прошлое далеко позади!

Лин поняла, что по щекам ее струятся слезы. Звуки скрипки дрожали и периодически обрывались, но как им удалось таить в себе такую мощную духовную силу? Это все страсть в сердце музыканта. Страсть, которая сжигает изнутри, подчиняет себе струны и музыку. Это не игра инструмента, это игра души музыканта!

Звуки скрипки стихли. Спустя долгое время в кабинете осторожно раздались тихие аплодисменты.

– Спасибо, господин Чэн, – произнес Цинь Шэн.

– Послушай, я понимаю твои чувства. Я представил себя на месте музыканта и усердно тренировался. Хотя я и не очень разбираюсь в музыке, но точно знаю, что мы с тобой похожи. Ты живешь, когда играешь на скрипке. То же самое для меня значит психотерапия и помощь пациентам. Это то, что поддерживает во мне жизнь. А теперь скажи, что же все-таки заманило тебя в эту ловушку, в этот темный и одинокий ящик? – с нежностью спросил Чэн Ю.

– Я… Я не могу больше играть душой. Чем лучше становится моя техника, тем больше я теряю себя. Я настолько сильно погружаюсь в оттачивание движений, что не прислушиваюсь к своей душе, не могу ощутить единения с музыкой, не понимаю ее и, играя на скрипке, словно противоречу самому себе. Чем дальше от