Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я действительно узнавала новое и вспоминала забытое старое. Например, раньше я никогда не учила наизусть годы правления президентов США. Я зубрила всю ночь перед уроком, стараясь придумать для каждого живые ассоциации. Однако в итоге всех перепутала. Задание состояло в том, чтобы дети сочинили по два описания разных президентов. Я просила взять не самых известных – не Вашингтона, Джефферсона, Линкольна или Рузвельта. Каждый ученик читал свой очерк перед классом, а затем ребята угадывали, какой президент подходит под описание.
– Мой президент родился в Вирджинии в тысяча семьсот восемьдесят четвертом году. Он был членом партии вигов, генералом в армии и умер при исполнении служебных обязанностей, – сказал Эндрю.
Наш эксперт по президентам не просто помнил имена, а мог выдать краткую биографию, а иногда и забавные факты.
– Класс, о каком президенте говорит Эндрю? – спросила я, импровизируя. Я понятия не имела, кого тот загадал.
В классе звучали разные предположения, и ни одна догадка не стала основной. Обычно, сталкиваясь с пробелами в собственном образовании, я просто говорила: «Класс, какой правильный ответ?» – и полагалась на общее решение.
– Гровер Кливленд!
– Джеймс Бьюкенен!
– Улисс Грант!
Эндрю смотрел на одноклассников безмятежно, и я поняла, что никто не попал в точку. Я решила закончить шумное обсуждение.
– Поздравляю, Эндрю, – сказала я. – Ты поставил ребят в тупик. Не пора ли назвать отгадку?
– Закари Тейлор, двенадцатый президент Соединенных Штатов.
– Правильно. Кто следующий?
Иногда в классе я чувствовала себя так же неуверенно, как в машине с Блю. Один ошибочный шаг, один искаженный факт, который ребенок перескажет родителям, – и вот те начинают задавать вопросы. Если кто-нибудь возьмется меня как следует проверить, обман тут же вскроется.
* * *
Выдавая себя за Дебру Мейз и постоянно чувствуя себя как на эшафоте, я была рада, что не пришлось искать жилье, однако квартира в здании школы имела и недостатки. Хотя мой уровень жизни снизился за последние месяцы, обретя некое подобие постоянства, я начала сомневаться в своих стандартах. Квартира в школьном доме рекламировалась бы как студия с ванной и кухней. В комнате стояли двуспальная кровать и шкаф. Матрас на кровати, вероятно, был родом из шестидесятых или семидесятых. Один его край я назвала мелководьем, а другой – впадиной. Засыпая на мелководье, среди ночи я неизменно обнаруживала себя на глубине. Раньше мне доводилось спать на полу, но внешний вид исхоженного ковра не внушал мне доверия. Единственным преимуществом этой квартиры был отдельный вход с парковки. Другая дверь со щеколдой открывалась на узкую лестницу, ведущую в школьный коридор.
* * *
В маленьком городке, и тем более в крошечной школе, нужно вести себя дружелюбно и в то же время держаться на безопасном расстоянии от коллег. Их было всего четверо, не считая директора Коллинза, поэтому соблюдать дистанцию удавалось без особого труда. Со мной вместе работали Джун, Кора, Коллетт (которую на самом деле звали Джейн, но Коллетт звучало пышнее) и Джо, единственный мужчина. Джо покинул Реклюс десять лет назад и дал себе торжественное обещание никогда не возвращаться. Потом заболела его мама, потом папа, и он нарушил слово, как случается с каждым из нас. Интуиция подсказывала мне, что Коллетт безответно влюблена в Джо, поэтому я изо всех сил его избегала, – кроме Коллетт, я была единственной в школе женщиной детородного возраста.
Новая женщина в городе, где ничего не происходит, – живая приманка. Вопросы сыпались из Коллетт, как гильзы из автомата. Я старалась отвечать кратко. Откуда ты родом? Огайо. Ты была замужем? Один раз. Почему приехала в Реклюс? Меня заинтриговало название. Если Коллетт позволялось сменить тему, она пускалась в долгие рассуждения о скверном бойфренде сестры или о своих грандиозных планах переехать в Джексон и купить один из домов, которые она когда-то видела в журнале. Люди со скромным достатком, по ее словам, считают такие дома недоступными, потому что видят только заоблачную цену, однако если строить дом самому, черт возьми, нужно-то всего ничего: клочок земли, пиломатериалы, молоток и несколько гвоздей. По крайней мере, так думала Коллетт. Впрочем, о своем таланте к столярному делу она никогда не упоминала.
Научившись отвечать на поток вопросов Коллетт, я обнаружила, что Кора и Джун тоже агрессивные противники. Скорее всего, обе они лишь хотели удовлетворить любопытство и раскрасить свои унылые серые будни, но я предпочитала держаться на расстоянии. Мы в специальной диаграмме отмечали, в какие дни учителя дежурят в обеденное время во дворе. Сославшись на нехватку свежего воздуха, я записалась на все обеденные смены с понедельника по пятницу. Большинство моих коллег радовались, если удавалось избежать контактов с учениками. Некоторое время я была предоставлена сама себе, наслаждалась покоем и попутно разнимала пару драк, заклеивала пластырем пару коленок и вытирала пару заплаканных щек. Ну, или больше, чем пару. Мои собственные воспоминания о начальной школе можно было в лучшем случае назвать туманными. Я помнила детские площадки и несчастные случаи на них, изучение алфавита и наказания, но не помнила постоянного плача.
Я так и не научилась утешать тех, кто застрял в колодце слез. В детстве я вычислила, что получу больше материнского внимания, если не поддамся эмоциям. Однажды порезала колено, упав с велосипеда на кусок стекла. Я даже не вытерла кровь. Шла домой, позволяя малиновому водопаду струиться по моей ноге. Взяв себя в руки, поднялась на крыльцо и постучала в дверь.
– Кажется, я порезалась, – сказала я так спокойно, что даже перестала чувствовать боль. В тот день у меня была самая заботливая мама за всю мою жизнь.
Свой класс я просто подкупала. Хранила в сумочке сладости, и любой, кто смог остановить поток слез, получал пластырь и пакетик мармеладных червячков, динозавров или медведей, в зависимости от зоологических предпочтений. Надо сказать, меня не покидало ощущение, что коллеги эти взятки не одобряют.
Всего через неделю после начала моей работы Кора Лейн решила, что мне нужна компания во время перемен и обеденных перерывов. Коре было где-то между пятьюдесятью пятью и семьюдесятью. Ее большие карие глаза по-девичьи блестели, а голос был чистым, ровным, без малейшего старческого скрипа. Однако ее кожу дорожной картой исчертили морщинки, которые