Я достал коробочку из-под фотопленки и поставил ее на стол перед Филиппом.

— Нет проблем, Герд, я попрошу проявить и напечатать твою пленку в нашей рентгеновской лаборатории. Но то, что ты уже начал делать снимки, которые не решаешься нести в фотоателье, — это убойная новость!

Похоже, Филипп и в самом деле не может думать ни о чем другом. Неужели я тоже был таким лет десять назад? Я мысленно заглянул в недалекое прошлое. После стольких лет пресной супружеской жизни с Кларой первые годы моего вдовства показались мне чем-то вроде второй весны. Но это была весна, исполненная романтизма, а бонвиванство Филиппа было мне чуждо.

— Не угадал, Филипп. В этой коробочке немного сухой автомобильной краски с примесью чего-то еще, и мне надо знать, не кровь ли это, и если да, то желательна еще и группа крови. Но это не результат дефлорации на капоте моей машины, как ты, наверное, подумал, а материал следствия, которое я веду.

— Ну, одно не исключает другого. Но как бы то ни было, я организую анализ. Это срочно? Ты подождешь?

— Нет, я позвоню тебе завтра. А когда мы вместе выпьем по стаканчику вина?

Мы договорились встретиться в воскресенье вечером в «Баденских винных подвалах». Когда мы вместе вышли из столовой, Филипп вдруг рванулся вперед — в лифт как раз вошла какая-то медсестра с дальневосточной внешностью. Он в последнюю секунду успел вскочить в кабину, прежде чем закрылась дверь.

В конторе я сделал наконец то, что мне давно уже пора было сделать: позвонил в офис Фирнера, обменялся несколькими словами с фрау Бухендорфф и попросил соединить меня с Фирнером.

— Приветствую вас, господин Зельб. Чем могу служить?

— Я хотел поблагодарить за корзину, которую обнаружил у себя в прихожей, когда вернулся из отпуска.

— А, вы были в отпуске? И где же вы отдыхали?

Я рассказал про Эгейское море, про яхту и про то, как видел в Пирейском порту судно с контейнерами РХЗ. Фирнер студентом путешествовал с рюкзаком на спине по Пелопоннесу, а сейчас время от времени ездит в Грецию по служебным делам.

— Мы занимаемся консервацией Акрополя, защищаем его от эрозии, проект ЮНЕСКО.

— Господин Фирнер, а чем закончилось мое дело?

— Мы последовали вашему совету и перевели протоколирование данных о выбросах в автономный режим, отключив его от нашей системы. Мы сделали это сразу же, как только получили ваш отчет, с тех пор у нас не было никаких проблем.

— А что вы сделали с Мишке?

— Он провел у нас целый день недели две назад и выдал кучу полезной информации о системе, возможностях внедрения и мерах предосторожности. Толковый малый.

— А полицию вы к этому делу не подключали?

— Мы в конце концов решили ее не привлекать. Через полицию эта история дошла бы до прессы, а нам такого рода публичность ни к чему.

— А как же ущерб?

— Мы все обдумали. Если вас это интересует: кое-кому из руководства идея просто отпустить Мишке на все четыре стороны после того, что он натворил, сначала показалась совершенно неприемлемой, ведь размер ущерба составил около пяти миллионов. Но, к счастью, экономические соображения перевесили юридические планы Эльмюллера и Остенрайха, которые хотели вынести дело Мишке на рассмотрение федерального Конституционного суда. В этом, конечно, было свое рациональное зерно: на примере случая с Мишке можно было продемонстрировать, каким опасностям подвергаются промышленные предприятия в связи с новым регулированием контроля за выбросами. Однако это тоже было чревато нежелательной оглаской. Кроме того, из Министерства промышленности до нас дошла информация, что, судя по всему, в Карлсруэ не видят особой надобности в еще одном докладе с нашей стороны.

— То есть все хорошо, что хорошо кончается?

— В свете того, что Мишке, как выяснилось, погиб в результате автомобильной катастрофы, я бы назвал такую формулировку несколько циничной. Но вы правы, для завода все действительно кончилось относительно хорошо. А вы к нам еще как-нибудь заглянете? Кстати, я и не знал, что вы с генеральным старые друзья. Он рассказывал нам об этом, когда мы с женой недавно были у него в гостях. Вы знаете его дом на Людольф-Крель-штрассе?

Я знал дом Кортена в Гейдельберге, один из первых домов, построенных в конце пятидесятых годов с учетом современных требований охраны личности и объекта. Я помню, как Кортен как-то раз вечером с гордостью демонстрировал мне миниатюрную канатную дорогу, связывающую его расположенный на крутом склоне дом с воротами.

— Если вдруг отключат электричество, она автоматически переключается на агрегат аварийного питания.

Мы с Фирнером на прощание обменялись любезностями. Было уже четыре часа — слишком поздно для обеда, слишком рано для ужина. И я отправился в бассейн «Хершельбад».

Сауна была пуста. Я потел в одиночестве, плавал в одиночестве под высоким куполом, украшенном византийскими мозаиками, один сидел в ирландско-римской бане, а потом на террасе, устроенной на плоской крыше. Завернувшись в большую белую простыню, я уснул в шезлонге, в большом пустынном холле. Филипп ездил по длинным больничным коридорам в кресле-каталке. Колонны, мимо которых он проезжал, были красивыми женскими ногами. Иногда они шевелились. Филипп, смеясь, объезжал их. Я тоже смеялся ему в ответ. Потом я вдруг заметил, что гримаса, исказившая его лицо, — вовсе не смех, а крик. Я проснулся, и первая мысль моя была о Мишке.

Владелец «Кафе О» выразил себя в заведении, объединяющем все, что было модно в конце семидесятых годов, от ламп «fin de siécle»[70]и ручной соковыжималки до крохотных мраморных столиков а-ля бистро. У меня не было желания знакомиться с ним.

Фрау Мюглер, танцовщицу, я узнал по гладко зачесанным назад черным волосам, стянутым в конский хвост, ее костлявой женственности и по особенному взгляду. Быть еще более похожей на Пину Бауш[71]она не смогла бы уже при всем желании.

Она сидела у окна и пила свежевыжатый апельсиновый сок.

— Зельб. Это я вчера звонил вам.

Она посмотрела на меня, подняв бровь, и едва заметно кивнула. Я сел за ее столик.

— Спасибо, что уделили мне время. У руководства моей страховой компании есть еще несколько вопросов по поводу несчастного случая господина Менке, на которые, возможно, ответят его коллеги.

— А почему вы решили обратиться именно ко мне? Я не очень хорошо знаю Сергея и вообще недавно живу в Мангейме.

— Просто вы первая из его коллег, кто вернулся из отпуска. Скажите, вы не замечали у господина Менке в последние недели перед несчастным случаем признаков переутомления или нервных перегрузок? Мы пытаемся понять причину этой странной травмы.