Утром я отправился в контору двух молодых адвокатов на Таттерзальштрассе, и их секретарша, которая явно не страдала от перегруженности и которая иногда выполняла для меня небольшие печатные работы, пообещала набрать мой отчет к одиннадцати часам. Адвокаты тем временем играли на своем компьютере в «Амиго». Потом, просмотрев у себя в конторе почту, в основном проспекты по системам сигнализации и видеонаблюдения, я позвонил фрау Шлемиль.

Она долго ломалась, потом наконец организовала мне встречу с Кортеном за обедом в казино. Прежде чем забрать свой отчет, я купил в бюро путешествий на Планкен билет на ночной авиарейс в Афины. Анна Бредакис, подруга моих студенческих лет, просила меня заблаговременно сообщить о приезде, чтобы она успела навести на своей унаследованной от родителей парусной яхте порядок и составить команду из своих племянниц и племянников. Но я предпочел лишних пару часов провести в пирейских портовых кабачках, чем прочесть в «Маннхаймер-морген» об аресте Мишке и ждать, когда позвонит фрау Бухендорфф и соединит меня с Фирнером, чтобы тот льстиво поздравил меня с успехом.

Я на полчаса опоздал на обед с Кортеном, хотя что и кому я хотел этим доказать?

— Вы господин Зельб? — спросила меня какая-то серая мышь за стойкой с неестественно нарумяненными щеками. — Я позвоню господину генеральному директору. Присядьте, пожалуйста.

Я подождал в холле. Кортен пришел, сухо поздоровался.

— Ну что, дорогой мой Зельб, не идет дело? Тебе нужна моя помощь?

Это был тон богатого дядюшки, приветствующего своего племянника, который в очередной раз пришел клянчить деньги. Я удивленно посмотрел на него. Допустим, он устал и раздражен, но усталости и раздражения мне и самому было не занимать.

— Единственное, что мне от тебя нужно, это чтобы ты оплатил счет, который приложен к отчету вот в этом конверте. Остальное — на твое усмотрение: можешь послушать, как я раскрыл твое дело, а можешь потом сам обо всем прочитать.

— Ну, ну, ну, дорогой мой, зачем же так кипятиться! Почему ты сразу не сказал фрау Шлемиль, о чем речь?

Он взял меня под локоть и повел обратно в Синий салон. По пути я тщетно искал глазами свою рыжеволосую знакомую.

— Значит, ты все-таки раскрыл это дело?

Я кратко передал ему содержание отчета. Когда я за супом заговорил о незадачливости его команды, он кивнул с серьезным видом:

— Теперь ты понимаешь, почему я пока не решаюсь выпустить вожжи из рук? Вокруг одна посредственность. — Я не нашелся, что сказать по этому поводу. — Ну а этот Мишке, что он за фрукт?

— А каким ты представляешь себе человека, который заказывает для вашего завода сто тысяч резусов и аннулирует счета, начинающиеся на «тринадцать»?

Кортен ухмыльнулся.

— Вот именно, — продолжал я. — Веселый малый и, кроме того, компьютерный гений. Если бы он сидел в вашем вычислительном центре, ничего подобного не случилось бы.

— И как же ты вычислил этого «компьютерного гения»?

— Все, что я хотел сказать об этом, написано в отчете. У меня нет особого желания лишний раз распространяться на эту тему. Мне этот Мишке почему-то понравился, и, честно говоря, я с тяжелым сердцем припер его к стенке. Поэтому мне бы хотелось, чтобы вы с ним обошлись как-нибудь помягче… не слишком строго, понимаешь?

— Зельб, сердобольный ты наш! — рассмеялся Кортен. — Ты так и не научился идти до конца или не идти вовсе! — Потом, уже задумчиво, прибавил: — Но может, именно в этом твоя сила: ты деликатничаешь, лелеешь свою совесть и в конечном счете все-таки выдаешь результат…

Я обомлел. Откуда вдруг эта агрессия и этот цинизм? Слова Кортена больно задели меня за живое, и он, видя это, довольно поглядывал на меня.

— Не бойся, дорогой мой Зельб, мы не жаждем крови. А то, что я сказал о тебе, — я ценю это в тебе, пойми меня правильно.

Он мягко заглянул мне в глаза и тем самым подлил масла в огонь. Даже если он трижды прав — разве дружба не означает бережное отношение к иллюзиям другого? Но он неправ. Я почувствовал, как во мне закипает злость.

От десерта я отказался. И кофе я тоже предпочел выпить в кафе «Гмайнер». Да и Кортену нужно было к двум часам на совещание.

В восемь вечера я поехал во Франкфурт и оттуда улетел в Афины.

В августе я уже снова был в Мангейме.

Я всегда с удовольствием уезжал куда-нибудь в отпуск, и недели, проведенные на Эгейском море, оставались в памяти жгуче-синим сиянием. Но с возрастом я все охотнее возвращаюсь домой. В свою нынешнюю квартиру я въехал после смерти Клары. Когда она была жива, мне не удавалось реализовать свои вкусы, и в пятьдесят шесть лет, наверстывая упущенное, я впервые вкусил радости обустройства своего жилья, которой другие обычно наслаждаются в молодые годы. Я люблю свои два кожаных дивана, которые стоили целое состояние, но зато выдерживают даже когти кота, старую аптекарскую полку, на которой стоят мои книги и пластинки, и корабельную кровать, встроенную в специальную нишу в моем кабинете. Я каждый раз, возвращаясь домой из какой-нибудь поездки, радуюсь встрече с Турбо, который хоть и остается под присмотром заботливой соседки, но все же тяжело переносит разлуку с хозяином.

Я поставил чемоданы на пол, открыл дверь и увидел в прихожей огромную корзину с подарками. Турбо приветственно потерся о мою штанину.

Открылась дверь соседней квартиры, и на пороге показалась фрау Вайланд.

— С приездом, господин Зельб! Боже, как вы загорели! Кот ваш очень скучал по вас, верно, малыш? Да, да, да… Вы уже видели корзину? Ее привез курьер с РХЗ. Жаль вот только, цветы завяли. Такие красивые цветы! Я сначала хотела поставить их в вазу, но потом подумала, что они все равно не достоят до вашего приезда. Почта, как всегда, у вас на столе.

Я поблагодарил ее и поспешил укрыться от ее чрезмерной словоохотливости за дверью своей квартиры.

В подарочной корзине были широко представлены все деликатесы, как те, что я люблю, так и те, которые терпеть не могу, — от паштета из гусиной печенки до икры. К счастью, Турбо любит икру. Открытка с художественным логотипом завода была подписана Фирнером. Руководство РХЗ благодарило меня за мои неоценимые услуги.

Гонорар они уже тоже выплатили. Среди писем, отпускных открыток от Эберхарда и Вилли и неизбежных счетов на оплату была и выписка из моего банковского счета. Подписку на «Маннхаймер морген» я забыл аннулировать; фрау Вайланд аккуратно сложила газеты стопкой на моем кухонном столе. Я пролистал их, прежде чем бросить в мусорный мешок, и почувствовал неприятный привкус затхлых политических страстей.

Я распаковал чемоданы и запустил стиральную машину, потом сходил за покупками, выслушал восторженные комплименты булочницы, мясника и бакалейщика по поводу моего отдохнувшего вида, поинтересовался новостями, как будто за время моего отсутствия тут бог знает сколько всего должно было произойти.