и в то же время вечно интересную историю об угасании любви женщины, ищущей новых ощущений только для того, чтобы вернуться после многих дней исступления в лоно семьи. Эту историю доктор наблюдал за время своей долгой карьеры врача.

История, похоже, не особенно впечатлила Эдну. У нее была собственная история о женщине, которая уплыла на пироге вместе с любовником и больше не вернулась назад. Беглецы затерялись среди Баратарианских островов, и никто больше ничего о них не слышал, ни одного следа их не было обнаружено с тех пор, вплоть до наших дней. История была чистой выдумкой. Эдна сказала, что ей поведала эту историю мадам Антуан. И это тоже было выдумкой. Возможно, это была мечта, сон. Но тем, кто слушал Эдну, каждое ее слово казалось правдой. Присутствующие ощущали горячее дыхание южной ночи, слышали звуки пироги, плывущей в мерцающей под лунным светом воде, взмахи крыльев птиц, потревоженных среди тростника в соленых водоемах, видели лица любовников, бледных, тесно прижавшихся друг к другу, когда их уносило в море в блаженном забытьи. Шампанское было холодным, и его тонкие пары сыграли в тот вечер странную шутку с памятью Эдны…

Снаружи, далеко от пылающего огня гостиной и мягкого света ламп, ночь была холодной и темной. Доктор запахнул плотнее на груди свой старомодный плащ и зашагал сквозь темноту к дому. Он знал своих близких лучше, чем большинство людей; знал их внутреннюю жизнь, которая так редко разворачивается перед взорами непосвященных. Он жалел, что принял приглашение мистер Понтелье. Доктор постарел и начинал ощущать потребность в отдыхе и спокойствии духа. Он не хотел, чтобы на него взваливали груз из секретов чужой жизни.

– Надеюсь, что это не Аробин, – бормотал он себе под нос, возвращаясь пешком домой, – молю Бога, чтобы это был не Алси Аробин.

Глава XXIV

Между Эдной и ее отцом разгорелся жаркий, если не сказать – страстный, спор по поводу ее отказа присутствовать на свадьбе сестры. Мистер Понтелье уклонился от участия в споре и не стал прибегать ни к своему влиянию, ни к авторитету. Он последовал совету доктора Манделе и предоставил жене поступать так, как ей нравилось. Полковник упрекал дочь за отсутствие дочерней доброты и уважения, отсутствие привязанности к сестре и женского участия. Доводы, которые он приводил, были вымученными и неубедительными. Старик сомневался, что Джанет примет во внимание какой бы то ни было предлог, забывая, что Эдна никаких предлогов и не приводила. Старик не был уверен, что Джанет вообще когда-нибудь захочет говорить с Эдной, и был убежден, что Маргарет точно не захочет. Эдна была рада, когда отец наконец отбыл вместе с праздничным костюмом и свадебными подарками, а также со своей Библией, регулярно употребляемыми «тодди» и увесистыми ругательствами.

Мистер Понтелье уезжал сразу после полковника. Он собирался заехать на свадьбу к сестре жены по пути в Нью-Йорк и постараться искупить, насколько позволяют деньги, непостижимое поведение Эдны.

– Вы слишком снисходительны, Леонс, в этом нет никаких сомнений, – заявил полковник. – Авторитет, принуждение – вот что необходимо. Твердо и основательно стоять на своем – вот единственный способ обращаться с женой. Помяните мое слово.

Полковник вряд ли осознавал, что принуждением он довел свою жену до могилы. Мистер Понтелье смутно подозревал, что так оно и было, но считал бессмысленным упоминать теперь об этом.

Эдна не могла бы сказать, что с радостью предвкушает отъезд мужа, как это было, когда уезжал ее отец. По мере того как день прощания на довольно долгий срок приближался, Эдна становилась мягче и нежнее, ей вспоминались многочисленные проявления внимания и заботы со стороны мужа, постоянные изъявления страстной привязанности. Эдна беспокоилась о здоровье Леонса и его благополучии и хлопотала по поводу одежды мужа, не забыв про теплое нижнее белье, как это делала Адель в подобных обстоятельствах. Когда мистер Понтелье уезжал, Эдна плакала, называя мужа своим дорогим добрым другом, и была уверена, что очень быстро почувствует растущее одиночество и приедет к нему в Нью-Йорк.

Но когда Эдна осталась одна, на нее снизошло блаженное спокойствие. Даже дети уехали. Мать мистера Понтелье приехала и вместе с няней забрала внуков в Ибервилль. Старая дама не позволила себе высказать опасение, что в отсутствии Леонса дети останутся без внимания, – она едва ли позволяла себе так даже думать. Она отчаянно скучала по мальчуганам, будучи к ним очень привязана.

Бабушка не хотела, чтобы ее внуки стали «детьми улицы», как она всегда говорила, когда просила отдать их ей на время, мечтая, что мальчики смогут узнать, живя с ней, свободу, столь сладостную для юной души. Она хотела, чтобы дети ощутили хоть что-то из той жизни, которой жил их отец, которую он знал и любил, когда был таким же, как они, ребенком.

Когда Эдна наконец осталась одна, из ее груди вырвался глубокий вздох подлинного облегчения. Ее охватило до сих пор незнакомое ей, восхитительное чувство. Она прошлась по всему дому, переходя из одной комнаты в другую, как будто осматривала его в первый раз. Она посидела в креслах и на диванах, как будто раньше никогда не сидела в них, не откидывалась на спинки. Потом прогулялась вокруг дома, проверяя, надежно ли заперты окна и ставни, все ли в порядке. Цветы привлекли внимание Эдны, она приблизилась к ним и почувствовала себя среди насаждений как дома. В саду был сыро, и Эдна попросила горничную принести ей резиновые тапочки. Она решила поработать – согнувшись в три погибели, окучивала растения, обрезала ветки, выдергивала засохшие стебли, срывала сухие листья. Песик ее детей выскочил из дома, подбежал и принялся мешать ей работать. Эдна замахнулась на него, потом засмеялась и стала с ним играть.

Сад был полон ароматов, он выглядел таким красивым в лучах полуденного солнца. Эдна сорвала все яркие цветы, которые смогла найти, и вместе с песиком пошла в дом.

Даже кухня внезапно приобрела какой-то особый характер, который раньше Эдна не замечала. Она зашла, чтобы оставить указания кухарке, предупредить, что теперь у мясника надо брать намного меньше мяса, что потребуется покупать вполовину меньше, чем обычно, хлеба, молока и круп. Она сообщила, что будет очень занята во время отсутствия мистера Понтелье, и попросила кухарку взять на себя заботы о кладовой.

Этим вечером Эдна ужинала одна. Подсвечник с несколькими свечами давал именно тот свет, который ей был необходим. За пределами освещенного места, где она сидела, большая столовая выглядела тожественно и сумрачно. Кухарка проявила все свое умение и подала восхитительный ужин – сочный