Потом он поднес ту же ногу к моему лицу и засунул большой палец мне в рот. Палец был мокрым. Я почувствовала, будто меня насильно заставили выдать главную тайну — вкус моего лона.

— Плохо, верно? Ото рта удовольствия никакого, не то, что от твоей дырки!

Ну, уж нет! Будет мне удовольствие! Я вцепилась зубами в его ногу. Он пнул меня в щеку, потом наступил на шею, пережав артерию. Я оторопела. Он убьет меня? При этой мысли я зажмурилась, положившись на волю судьбы. Тогда он схватил меня за волосы и яростно дернул.

Не отрывая от меня губ, он стащил блузку. И поцеловал меня так, что мне показалось, будто он высосет все мои внутренности. Раздев меня догола, он связал мои руки валявшимся поблизости галстуком. Потом раздвинул ноги и привязал к кровати, хотя я никуда не собиралась бежать.

Теперь я была совершенно беспомощна. А он, словно отрезвев, перестал вести себя, как сумасшедший. Он сбросил халат, оставшись нагишом, и сел на кровать, вытянув ноги.

Был ослепительный, жаркий летний полдень. Воздух казался густым и неподвижным. На пол капал сладкий пот, собираясь в лужицу. Тело Лероя в золотых лучах солнца само было похоже на золотистый подсолнух. У него пересохло в горле, и он прижался губами к бутылке с вином. Потом посмотрел на меня — и вдруг обдал меня вином изо рта, залив все лицо. На фоне его тела брызги вина тоже приняли золотистый оттенок, они танцевали в воздухе, влажно оседая на моей обнаженной коже. Ощущение было приятным, и я открыла глаза. Мои ресницы покрывали мелкие капельки, похожие на маленькие призмочки, и казалось, что над Лероем висит радуга.

Он начал слизывать вино, разбрызганное по моему телу. Шероховатый язык гулял по моей нежной коже, тщательно собирая всю влагу — капелька за капелькой. Он мягко облизывал меня, лаская все уголки моего тела. Сегодня определенно все было не так, как всегда.

Под дуновениями ветерка тихонько и мелодично позвякивал колокольчик. Лерой вдруг начал легонько покусывать меня. Мне показалось, что мое тело сейчас растает и стечет на пол, как расплавленный воск.

— Не уезжай! Умоляю тебя… Всегда люби меня так, как сейчас.

Он ничего не ответил и пощекотал меня языком. Мне хотелось, чтобы его язык понял, что я сейчас чувствую. От его слюны волоски на моей коже легли в одну сторону.

— Я твоя! — с плачем взывала я.

— Ты мне не нужна, — сказал он. — И никто не нужен.

Я любовно рассматривала его крошечные соски, погруженные в курчавые волосы, каменные уступы мышц на животе. Хотелось прильнуть к ним губами. Казалось, только протяни руку… Но это было не так.

Он засунул голову между моих ног. Его язык был хитрым и мудрым. Я затаила дыхание, ожидая, когда наступит первый оргазм. Но ничего не происходило.

То, что когда-то было счастьем, теперь вызывает лишь ненависть.

Тут он с презреньем засунул мне в рот свой член. Я едва не задохнулась. Член буквально закупорил мне горло.

— Слушай меня. Приласкай его, только языком!

Я сделала то, что он велел. Я вожделела его. Ради этого я была готова на любые страдания. Когда он оторвал от меня свое тело, я взвыла.

— Лерой, я хочу тебя! Возьми же меня!

А он только насмешливо ухмыльнулся. Его пальцы начали играть с моим телом. А я, как безумная, все твердила: «Please!» Я смотрела на его пальцы, которые, струясь, забавлялись со мной. Когда я начинала извиваться в неистовом экстазе, он затыкал мне рот членом, словно кляпом. От этого я безумно устала, но все-таки продолжала желать его. А он лишь играл и играл со мной. И ничего не делал. Я выла, умоляя его дать мне кончить.

— Грязная сука, тварь…

Его пальцы остановились. Он окинул меня презрительным взглядом. Я рыдала, изнемогая от желания вернуть его пальцы.

— Хочешь, да? Хочешь меня?

Я подняла затуманенные слезами глаза и утвердительно кивнула. Тогда он плюнул мне в лицо.

— Убей меня…

— Я тебя не убью. Я тебя просто брошу! Ты будешь сгорать от любви и ненависти ко мне. Но тебе останутся только пивнушки и воспоминания. — Он холодно посмотрел на меня.

— Не оставляй меня, Лерой! Я хочу тебя! Больше никого!

Я ждала, что после таких слов он обнимет меня хотя бы из сострадания. Но он отвел глаза и произнес:

— Наконец я увидел себя таким, каким был два года назад…

Повисло мертвое молчание. Я даже перестала плакать и ошеломленно смотрела на него. Он больше не презирал меня. И в его глазах не было ненависти.

Он развязал галстук, связывавший мои руки. Когда он распускал узел, я снова заметила, какие у него крупные, мощные пальцы. Я рвалась и металась, узлы затянулись, и ему никак не удавалось ослабить их. Он орудовал пальцами, а я украдкой наблюдала за его движениями. Наконец галстук развязался, и мои руки обрели свободу.

— Я люблю тебя, Лерой!

С тех пор, как я стала взрослой, я впервые произнесла эти слова совершенно искренне. Я была вся вымотана, следы на запястьях жутко болели и горели. Лерой смотрел на меня печально и спокойно.

— Я тоже тебя любил, — ответил он.

То, что произошло потом, было нелепой случайностью. В тот момент, когда Лерой обнял меня, моя рука коснулась бронзовой безделушки, валявшейся у кровати. Я вдруг схватила ее и с силой опустила ему на голову. Он даже не успел вскрикнуть. Безделушка была совсем крошечная. Кто бы подумал, что такая вещица может убить человека. Он лежал передо мной без движения. Крови вытекло на удивление немного.

Я тихонько окликнула его: «Лерой!» Потом еще раз. Но он не ответил.

Происшествие вызвало большой шум. Ведь Лерой был знаменитым джазовым пианистом. Никто не мог понять, зачем человеку с таким именем понадобилось насиловать никому не известную девку. В итоге решили, что у него были отклонения на сексуальной почве. На этом все успокоились.

Я отделалась мягким приговором. Фиолетовые синяки на запястьях и щиколотках были неопровержимыми свидетельствами насилия. Правда, в полиции до самого конца сомневались насчет раны на пальце Лероя, нанесенной режущим предметом, — такой глубокой, словно ему собирались отрезать палец. Но я помалкивала. Мои действия были квалифицированы как «вынужденная самооборона». Я это подтвердила. Только истина заключалась в том, что «обороняла» я не свое тело, а свою душу…

Когда я наконец вернулась домой, Ди-Си начал ругать Лероя последними словами, одновременно осыпая меня упреками за распущенность и возмущаясь тем, что мне взбрело в голову отправиться на свидание к бывшему любовнику. Я была так вымотана, что проспала беспробудно несколько дней.

Через несколько дней я смогла, наконец, выпить чашку бульона, который Ди-Си приготовил мне. Ди-Си просто обезумел от радости и стал буквально кормить меня с рук, как птичку. Осознав, что пальцы, подносящие к моему рту ложку, не способны творить чудеса, я успокоилась и даже стала смеяться над его неуклюжими шутками.