– Не, ребята, – забормотал один, не совсем еще, видно, пропивший мозги, – с ведьмой сношаться негоже.

– Черта с два! Не слыхал ты разве, откуда Сила берется?

– Я слыхал, они могут поджарить человеку его стручок.

– Ни хрена подобного. Станут они жизнь на такое тратить! Так, что ли, ворожейка? – Камала отпихнула грязную руку, схватившую ее за подбородок. – По мелочам-то колдовать – одно дело, а по-крупному – и окочуриться можно, так ведь? – Допросчик показал полный рот сломанных зубов. – Пожить-то еще охота, поди, а?

Кто-то другой обхватил ее сзади и норовил повалить. Хорошо помня, как это бывает, она напряглась, а змея внутри между тем рвалась на свободу.

«Держи Силу в узде, – вспомнила Камала. – Не позволяй ей собой управлять».

Третий ухватил ее за руку. Она вырвалась, но еще миг, и было бы поздно. Четвертый, дыша пивом и гнилыми зубами, тянулся к вороту куртки. Слишком их много. Не успевала она отогнать одного, на его место лез новый. Попробуй сосредоточься, когда тебя обступили со всех сторон. Вал ухмыляющихся вонючих самцов грозил сокрушить ее… но Сила мощной струей вырвалась-таки наружу.

Дикий огонь взревел, обжигая ее страхом, ненавистью и вызовом. Из нее кипящей лавой излилось все, что копилось двадцать лет. Ужас ребенка. Страдания юной девушки. Ярость женщины. Камала, сотрясаясь всем телом, утратила власть над этим мощным потоком. Извержение атры ослепляло ее, делало весь мир кроваво-красным, и вдали ей чудился стук сердца, питающего эту струю. Оно билось все реже: жизнь уходила из ее консорта, как кровь из раны. Никто не может потерять столько атры, не ощутив этого на себе. Неужели этот человек умирает? Неужели Переход застанет ее здесь, на грязной улице, в кольце врагов? В первый раз после разлуки с Итанусом она испытала страх. Сколько нужно, чтобы атра кончилась насовсем? На сколько подобных доз рассчитана жизнь человека?

Потом, целую вечность спустя, ревущее пламя утихло, узел в груди развязался, и Камала снова обрела способность дышать. Моргая, она прогнала застилавшую глаза красную пелену. Сделала она что-то вещественное или просто издала магическое подобие вопля ярости?

На улице было тихо, окружавшие ее мужчины исчезли. В глазах еще не совсем прояснилось.

На земле лежало что-то наподобие человеческих фигур – магия, должно быть, посшибала насильников с ног.

Услышав позади вздох, Камала оглянулась. На нее расширенными от ужаса глазами смотрел маленький мальчик. Как только она повернулась к нему, он, спотыкаясь, побежал прочь.

Озадаченная, она наконец прозрела – и увидела.

Тела. Части тел. Сломанные куклы, побывавшие в руках злобного великана. Один, обгоревший, как головешка, разинул рот в навсегда прервавшемся крике, другого скрутило винтом.

«Не позволяй Силе управлять собой», – предупреждал Итанус.

Она бросилась бежать куда глаза глядят – лишь бы подальше от этого страшного места. Всю ее кровь, еще недавно пылавшую огнем, сковал ужас. «Что я наделала!» – стучало у нее в голове. Мысли путались. Значение имело только одно: оставить эту бойню как можно дальше. Оказаться там, где стены не забрызганы кровью и не разит смертью пополам с пивом. Смерть чувствовалась особенно остро теперь, когда жаждавшая ее змея угомонилась.

Обессилев, Камала остановилась. Дрожащие ноги подкашивались. Она присела на корточки, пытаясь осмыслить случившееся. Изуродованные тела преследовали ее, даже когда она закрывала глаза. Кто же она такая, если способна творить подобные вещи? Она знала, как ответил бы на это Итанус… но, представляя себе его спокойный голос, она понимала эти слова так, как никогда прежде.

«Ты магистр».

Дрожащая, измученная, она закрыла лицо руками и сделала то, чего ни разу не позволила себе за все годы, прожитые ею в этом городе, – разрыдалась.

Темный ненастный день как нельзя лучше отвечал настроению короля Дантена. Монарх был мрачен с тех самых пор, как вышвырнул Рамируса и всех его черных стервятников вон из страны. Солнце еще порой пробивалось сквозь тучи и светило в узкие окна замка, но в душе короля царил непроглядный мрак.

Сейчас мрак, несмотря на середину дня, стоял и за окнами, а налетающий порывами дождь сводил короля с ума. Еще один раздражитель в длинном списке всех прочих. Подати из Кориалуса запоздали на несколько дней, что породило новые слухи о восстании… гарнизон замка поразила какая-то кишечная хворь… предъявленное Инаморандом обвинение в неверности сулит смуту на всей западной границе… продолжать можно без конца.

А ведь все это обернулось бы сущими пустяками, будь у него магистр!

Он беседовал уже с пятерыми, намереваясь подобрать замену Рамирусу. На должность придворного магистра ни один не сгодился, хотя трех он взял на службу в отдаленные области. Одного умения колдовать для королевского советника мало – он должен разбираться в политике, следить за приливами и отливами воинственных настроений, управлять человеческими страстями, но, прежде всего – разделять стремления, мечты и надежды своего короля. Пока что не находилось никого, кто подходил бы под эту мерку, и досада Дантена росла с каждым днем. Кто бы мог подумать, что предатель Рамирус окажется столь незаменим!

Разогнать магистров просто, а вот обходиться без них день за днем не так-то легко. Дантен познавал это на собственном опыте. Хочешь отправить письмо на дальнюю границу – изволь снаряжать верхового, каким бы важным и срочным ни было послание. А нет, так уповай, что безмозглая птица доставит его кому следует и что письмо не попадет в руки врагов. Так же обстояло дело и с другими удобствами, которые обеспечивал королю Рамирус и которые Дантен принимал как должное. Можно подумать, что снова настали Темные Века, когда королю приходилось полагаться только на собственные телесные силы и на мощь собственного голоса.

Все бы ничего, если бы его недруги страдали от тех же лишений, но это, конечно, не так. Самые ничтожные из его соседей держат на службе магистров, и те, как ни плохи, все-таки лучше тех, которыми теперь располагает он сам. Ни на войну выступить, ни вассалов призвать к порядку, ни даже погрозить королевским кулаком… поскольку он знает, что уступает даже слабейшим своим противникам, и его подданные это тоже знают. Рано или поздно кто-то этим воспользуется и выступит против него самого.

Проклятие богам Первого Века Королей, а с ними и всем магистрам! Неужели и тогда правитель государства сталкивался с теми же трудностями?

– Ваше величество…

– Что там еще? – прогремел король, сдвинув брови.

– Человек, назвавшийся Костасом, – доложил слуга, – полагает, что вашему величеству угодно будет принять его.

– Костас? Не знаю такого.

– Он одет в черное, ваше величество, – сообщил слуга.

– Магистр?

– Вероятно.