– Он будет моим. Всё равно будет моим. Не сейчас, так позже, но всё равно будет со мной! – почти кричит.

Осман

Мля…

Варя ушла, оставив меня остужаться и приходить в себя.

Двое суток назад даже подумать не мог, что прикосновения к этой блондинке снесут мне голову. Меня срывает рядом с ней.

Когда она безошибочно определила меня по запаху, я даже дар речи потерял. Остановилась, сделала шаг назад и точно указала на меня. Всё. Ещё и потребовала, чтобы сам целовал. И я целовал, пробуя её на вкус впервые, получая наслаждение от сладких губок.

Я пахну апельсинами… Лет десять этим парфюмом пользуюсь, и никто никогда такого не говорил. Невероятно, апельсинами!

Когда села ко мне на колени, и я целовал её уже по серьёзному, чтобы рисануться перед дедом, понял – мне конец. Мял губы Куколки, посасывал язычок, погружаясь в неё, ласкал грудь и мыслей не было. Точнее, была.

Хочу её так, что зубы сводит. Прямо сейчас. Хочу оказаться в ней, ворвавшись одним движением до основания, и трахать до изнеможения, чтобы имя своё забыла, и шептала только моё.

Мысленно уже представил её без одежды, возбуждённую, скачущую на мне сверху…

Грёбаной фиктивности конец. И в какой момент я вдруг решил, что мы проведём спокойно выходные и уедем?

Идиот. Член стоит, вот-вот брюки в клочья порвёт, я на взводе, раскалён до предела – спичку поднеси и рванёт.

Стараюсь успокоиться. Свадьба не закончилась, ещё минимум час быть на празднике. Перебираю в голове плохие воспоминания, чтобы остыть, всплывает Камилла, и возбуждение отступает.

Пора возвращаться, пока от деда не прилетело, что я Варю одну оставил. Камилла не остыла, я вижу, слишком хорошо её знаю, а вечер ещё не закончен, чтобы расслабиться окончательно. На входе сталкиваюсь с дедом и бабушкой Гулей.

– Подышал воздухом? – тут же прилетает вопрос. – Варенька сказала, что ты решил проветриться? – А в глазах задорные огоньки пляшут, вроде как он не видел, чем мы в беседке занимались.

– Подышал. Всё в норме.

– Османчик! Так а свадьба-то когда? Вся родня интересуется, предположения строят, где торжество будет – здесь или в Москве. – Сестра деда замирает в ожидании ответа от меня.

Да вы что, мать его, издеваетесь, что ли? Свадьба?

Чёр-р-р-р-рт!

Вот это наворотил себе проблем выше, чем гора Митридат. Надо было правду деду сказать, сразу, ещё перед приездом сюда, и ничего бы не было: ни тупых вопросов, ни ожиданий.

А теперь? Получается, если я потом скажу, что мы с Куколкой расстались, это я не просто девушку бросил, а невесту? То есть, как Камилла, по сволочному поступил?

– Бабушка, мы пока не определились и, если честно, не планировали. – Она хочет спросить, но я продолжаю: – Как только всё точно будет известно, ты узнаешь первая, после деда, конечно.

Кажется, ответ удовлетворил. Вроде пообещал, но ничего конкретного не сказал ей. Сам себе закрутил.

– Дед, а Варя где? – пробегаюсь взглядом по залу, не вижу её.

– На террасу вышла подышать. – Дед указывает направление. – У вас обоих, видимо, проблемы со свежим воздухом.

Двигаюсь на террасу. Открываю стеклянную дверь, привыкая к полумраку. Слышу голос Камиллы, врывающийся в моё сознание.

– Он будет моим. Всё равно будет моим. Не сейчас, так позже, но всё равно будет со мной! – кричит, видимо, на Варю.

– Пять лет прошло. Он давно бы уже был с тобой, если бы была возможность что-то исправить.

Варя отвечает спокойно, совершенно. Нет эмоций в голосе, словно она разговаривает с провинившимся ребёнком, объясняя его плохое поведение.

– Ты не знаешь, что я для него значила. Он простит, вот увидишь! Обязательно простит!

– Ты его предала. Есть поступки, которые не прощаются, есть слова, которые не забываются никогда, и они, будто запись на повторе, снова и снова всплывают в памяти, оголяя и поднимая боль и обиду, словно муть со дна моря. И как бы ты ни любил человека, каким бы смыслом своего существования ни считал – невозможно простить. Потому что это не прощение, а лишь иллюзия того, что можно снова вернуться к началу и всё будет как прежде. Не будет. Никогда.

Сглатываю. Варя говорит, а я мысленно ей благодарен. Всё это я хотел сказать Камилле тогда, всё это сидит во мне глубоко-глубоко и не даёт идти дальше, тормозит на месте воспоминаниями, обидой, прежде всего на самого себя.

Первый год после расставания снова и снова всплывала фраза Камиллы, сказанная в тот день: «Это вышло случайно…». Случайно не приехала на никях, случайно встретила Рустама, случайно с ним трахнулась. Совершенно случайно.

А ещё я понимаю, что Варя говорит Камилле обо мне, но имеет ввиду и себя. Это и её чувства, и её последствия предательства, и её мысли на повторе.

– Ты никогда не сможешь меня заменить. Никогда не сможешь стать мной. – Камилла в бешенстве, в таком, в котором обычно пребывал я рядом с ней.

– Стесняюсь спросить, а стать тобой – это стать мразью?

Да, девочка, жги. Именно так, именно такими словами, именно ей. Скажи ей всё, что я так и не нашёл в себе сил сказать.

Сначала не мог, потому что даже разговор по телефону разрывал на части, а потом все эти слова стали не нужны, утратили смысл, потеряли своё назначение, перестали быть важными.

– У меня похожая с Османом история предательства. Я очень хорошо понимаю, что он чувствовал. Я знаю, что он чувствовал, потому что испытала то же самое, пережила тоже самое. Поверь мне, Камилла, чтобы ты ни сделала, что бы сейчас ни сказала и как бы ни просила прощения, ты никогда не будешь с ним. Даже если не будет меня, даже если никого из женщин в его жизни не будет, ты к нему не вернёшься. Пойми это, прими и живи дальше. Хватит жить воспоминаниями.

Они замолкают, обе. Я даже шелохнуться боюсь.

Варя говорит, а я понимаю степень её разочарования. Она потеряна в этой жизни, как и я. Справилась, пережила, пошла дальше, но всё равно боится поверить, боится довериться, не желает повторения, как и я.

За эти двое суток она лишь раз обмолвилась мне о своей истории, мельком. Не хочет говорить, не желает, чтобы я знал.

Зато Камиллой её затравили все, кому не лень. Смогла бы она сейчас с ней так ровно говорить, если бы действительно была моей женщиной? Не знаю.

– Чувства чувствами, но Осману нужен секс, много секса – жаркого и жёсткого. Мы трахались с ним, словно безумные, до крика и хрипоты, бывало и до боли. Справляешься? – Вот же… действительно мразь.

– Камилла, достаточно. Самое гадкое – лезть в постель к другому человеку, пусть даже этот человек – твой бывший мужчина. Наши отношения и всё, что происходит в них, включая постель, тебя не касаются. Никого не касаются. А выносить такое на публику – словно задницу на главной площади города оголить и ждать, что тебя похвалят. Твои слова меня не задевают, всё, что ты говоришь – это лишь предсмертные хрипы отчаявшейся женщины в попытках вернуть мужчину.