– Мельников слушает.

– Андрей Александрович, привет. Это все старые знакомые.

– Татьяна? – уточнил Андрей. – Куда пропала?

– Дела, – уклончиво ответила я.

– Одно дело, как я понимаю, – уточнил Мельников. – Больничное. Или у тебя уже новое появилось?

– Со старым еще не разобралась, Андрюша, – вздохнула я. – Но ты даже не догадываешься, насколько близок к истине! Меня действительно интересует еще одно дело. Только оно не новое, как ты выразился, а как раз очень-очень старое…

– Совсем ты меня запутала, Иванова! – издал глубокий вздох подполковник. – Не морочь голову под конец дня, говори просто: что нужно?

– Примерно двадцать лет назад было одно дело о медработниках, которое сейчас наверняка хранится в архиве, – принялась объяснять я. – Мне необходимо его найти и просмотреть. Год, думаю, примерно 1989–1990-й, период поздней перестройки. И там должны фигурировать, по всей видимости, люди, работающие сейчас в клинике Асташова.

– Да? – удивился Мельников. – А тебя-то почему это сейчас интересует? Дело давнишнее, я так понимаю, оно благополучно закрыто…

– Я боюсь, что отголоски того давнишнего дела всплывают сейчас, – мрачно произнесла я. – И всплывают в весьма благополучной с виду клинике доктора Асташова.

– Неужели? – удивился Мельников. – Что, достопочтенный доктор Асташов оказался врачом-убийцей? Оборотнем в халате?

– Да мне не до смеха сейчас, Андрей, – поморщилась я. – В клинике происходят странные вещи. Во-первых, погибли две студентки. Во-вторых, кое-кто из персонала ведет себя подозрительно. Пересказывать все детали я тебе не буду: на месте работали твои коллеги. Капитан Медведев, в частности. Так что, если хочешь ознакомиться с подробностями, легко это сможешь сделать в официальном порядке.

– Хорошо, хорошо! Так у тебя есть еще вопросы? Или вся просьба заключается лишь в посещении архива? – перешел Мельников на деловой тон.

– Есть, – призналась я. – Тебе что-нибудь говорит название фирмы «Фарм-клиник»?

– А зачем она тебе? – сразу же насторожился Мельников. – Что ты о ней знаешь?

– Пока ничего, кроме того, что она занимается лекарствами.

– Понимаешь, у нас кое-что по ним есть, – как-то неуверенно сказал Мельников. – Словом, мы точно знаем, что фирма мутная и дело в ней наверняка пахнет криминалом, но зацепиться не за что.

– А в чем криминал-то?

– Да так… Оперативная информация, – уклончиво ответил Мельников. – Сомнительные операции с лекарствами. Но пристегнуть их не за что.

– Понятно. А с результатами экспертизы по смертям в клинике Асташова можно ознакомиться? – спросила я. – Замглавврача предварительно ознакомил меня с ними, но мне хотелось бы получить информацию от человека, имеющего непосредственное отношение к вскрытию.

– Я же давал тебе номер, по которому можно позвонить, – напомнил Мельников. – У меня материалов нет, мне они без надобности. Их, кстати, по-моему, Давид Осипович вскрывал, если не ошибаюсь. Ты его прекрасно знаешь. Так что тут, Таня, ты уж давай сама, хорошо?

Мельникову явно не хотелось больше тратить на меня время, особенно под конец дня. Я прекрасно почувствовала это и потому поспешила свернуть разговор, напомнив лишь о просьбе посетить вместе архив. Или хотя бы договориться, чтобы меня туда пустили.

– Хорошо, я попробую это сделать, – согласился Мельников. – Но это только завтра. На сегодня я уже все дела закончил.

– Хорошо, сегодня я и не рассчитывала, – согласилась я и распрощалась с подполковником.

После этого я сварила себе еще кофе и, усевшись с чашкой на диван, набрала номер эксперта.

– Добрый вечер, это Иванова Татьяна, – начала я, обрадовавшись, что застала его на месте. – Подполковник Мельников говорил, что вы можете предоставить результаты экспертизы по смертям двух студенток в клинике доктора Асташова…

– Да-да, Татьяна, добрый вечер, – послышался густой, низкий голос, в котором я узнала Давида Осиповича Лейбмана, пожилого судмедэксперта, с которым не раз сталкивалась в процессе ведения дел.

Давид Осипович был неторопливым, низеньким, кругленьким евреем с обширной лысиной. Мне нравилось в нем то, что он всегда обстоятельно обрисовывал картину происшедшего и не отмахивался от моих вопросов.

– Вот как раз материалы передо мной, – принялся говорить Давид Осипович. – Как по Стрельцовой, так и по Малаевой. В первом случае причиной смерти явилось отравление панкуронием, во-втором – индолом.

– Это что такое? – уточнила я.

– Препарат растительного происхождения.

– Но это яд?

– Вспомните слова Парацельса, милая барышня, – назидательно проговорил Давил Осипович. – Все в мире яд, вопрос лишь в дозе…

– Значит, Светлана получила смертельную дозу этого препарата? – задумчиво проговорила я.

– Да, причем он обнаружен не в желудке, а в крови.

– Это значит, ей сделали инъекцию? – догадалась я.

– Вероятнее всего, – подтвердил Лейбман.

– Ясненько, – протянула я, хотя пока мало что было понятно. Пожалуй, только то, что это дело рук медика. Но, черт возьми, они там все медики!

– Ни одна из них не была беременна? – уточнила я на всякий случай.

– Нет. Но обе не девственницы.

– Ну, это меня как раз не удивляет, – усмехнулась я.

– Смерть Малаевой наступила примерно в полночь плюс-минус десяток минут… Вот и все, – заключил Давид Осипович.

– А у Жанны Стрельцовой яд обнаружен тоже в крови?

– Яд непременно попадает в кровь, каким бы путем он ни поступил в организм, – просветил меня Давид Осипович. – Но, в отличие от Малаевой, у Стрельцовой он обнаружен и в желудке. Значит, она приняла его с пищей. Или с напитком. Желудок ее почти пуст – немного шоколада, апельсиновый сок, молоко, фенюльс…

– Что? – уточнила я.

– Препарат железа плюс витамины, – пояснил Давид Осипович. – Капсулки такие зелененькие. Так вот, эта самая капсулка у нее в желудке еще не успела раствориться.

– Видимо, это и есть та самая витаминка, которую ей дала главная медсестра на занятиях, – сделала я вывод. – Но в ней яда нет?

– Нет. Скорее всего, он был в каком-то напитке, – сообщил Давид Осипович. – Больше даже не знаю, чем вам помочь.

– Что ж, спасибо, – поблагодарила я эксперта и повесила трубку.

После разговора с ним у меня разыгралась жуткая головная боль. Что и говорить, день получился настолько насыщенным, что организм не замедлил отреагировать на изобилие встреч и информации. Я бросила в стакан с водой две растворимые таблетки обезболивающего, выпила их, а затем чашку зеленого чая: от кофе у меня уже начиналась тахикардия.