— Для чего вы зачитываете мне этот рапорт почти двадцатилетней давности, товарищ генерал?

Василько проигнорировал вопрос полковника, продолжив:

— Вот в этих папках, Юра, документы, которые в состоянии резко изменить твою жизнь. Ты не помнишь, как готов был валяться в моих ногах, если бы я не удержал тебя тогда? Валяться, вымаливая лишь то, чтобы я помог тебе? Это было при нашей первой встрече, после твоего ареста? Или уже забыл?

— Я ничего не забыл, — взгляд полковника помрачнел, видимо, воспоминания тех лет приносили ему немалую душевную боль, чем умело пользовался генерал.

— И не вступись я тогда, благодаря своим связям, то разжалованного майора Яковлева расстреляли бы еще в 1983 году! И ты бы уже сгнил в тухлой могиле, и не было бы счастливой семьи, квартиры в Москве, полковничьих погон, ничего бы не было! Только сырая земля вокруг грубого гроба.

— Повторяю, что я не забыл о том, что именно вы спасли мне жизнь.

— Да? А я вот считаю, что забыл! И на это у меня есть веские основания. Что означает твое состояние в последнее время? Рассеянность, безразличие ко всему? Ты что, решил жизнь переосмыслить? Совесть вдруг проснулась?

Отвечать! — резко повысил голос генерал.

Полковник молчал.

— И мучает тебя, бедного, покоя не дает, мысли разные рождает? Так?

— У меня нет ответа на ваши вопросы, — ответил Яковлев.

— Зато у меня есть, полковник! В виде вопроса, а не поздно ли она, твоя совесть, проснулась? Хотя знаешь что? Давай успокоим ее, Юра? Это же так легко! Воинские преступления, подобные твоему, срока давности не имеют. Может, возьмем и начнем все сначала? Если тогда, в тех сложнейших условиях, я смог вытащить тебя из дерьма, то уж сейчас засунуть обратно в него мне никакой проблемы не составит. Один звонок, и дело завертелось! И будешь ты, Юрий Александрович, в следственном изоляторе очищать свою взбунтовавшуюся совесть.

А заодно объяснять, что привело тебя еще и к сотрудничеству с чеченскими сепаратистами. Слепить обвинение по этому делу как два пальца обоссать! Ну что, Юрий Александрович, позвоним? И все твое благополучие, как я уже предупреждал, рассыплется в одно мгновение! Что молчишь, Юра? Решай! Все в твоих руках!

Полковник молча опустил глаза. Трусость вновь возобладала над совестью и офицерской честью. Как ненавидел себя сейчас Яковлев! Ненавидел, но ничего не мог с собой поделать.

Генерал посмотрел на него, резко повысив голос, спросил:

— Так что, полковник, звонить?

— Никак нет, товарищ генерал, — тихо произнес Яковлев.

— Никак нет! — передразнил его Василько. — А что ты еще мог ответить?

Василько встал, открыл потайной сейф, небрежно бросил туда постаревшие от времени папки.

— Раньше нужно было головой думать, полковник, когда профессию в молодости выбирал! Тебе бы где-нибудь в инженерах, учителях, врачах, коммерсантах мелких обретаться! А ты сунулся туда, где тебе не место. Не для тебя армия. Воюющая армия! И выбор свой, четверть века назад, ты сделал неверный! Да, ты был примерным курсантом, активистом, хорошим, дисциплинированным офицером. Но в мирное время! Когда, кроме показухи сплошной и вылизывания задниц вышестоящим начальникам, и делать-то, по сути, нечего было. Этого хватало, чтобы спокойно двигаться по служебной лестнице. И ты двигался! Продвигался, правильнее сказать. Командир взвода, роты, начальник штаба батальона, академия с отличием, батальон! И все бы хорошо могло быть для тебя, глядишь, и до генерала, какого-нибудь там военкома дослужился бы. Но грянул Афганистан! И надо было такому случиться, что тебя вместо, скажем, какой-нибудь Группы войск на Западе направляют в ограниченный контингент, за речку, в Афган! На войну, к которой ты не только как командир подразделения, но и как отдельно взятая личность готов совершенно не был! Результат не замедлил сказаться. Первая же экстремальная ситуация привела к тому, что ты струсил! Не выполнил того, что должен был выполнить! Естественно, над тобой нависла серьезная угроза. Такое на войне не прощается! Ты помнишь, что не я, ведя предварительное следствие, пытался выгородить тебя, чтобы как-то впоследствии использовать в Интересах Службы, а ты сам умолял меня сделать это? И я сделал. Ты остался не только жив, но и продолжил службу, правда, уже в другом качестве и в другом ведомстве. И ты мне, полковник, обязан ВСЕМ!

Ты понял? ВСЕМ! И это ВСЕ принадлежит мне! А посему предупреждаю, обратного хода для тебя нет!

Полковник, опустив голову, произнес:

— Я все это понимаю, товарищ генерал, но и вы поймите меня, устал я! И физически, и еще больше психологически устал.

Генерал взглянул на него:

— На это я тебе скажу следующее. Бесконечно использовать невозможно никакого агента. Рано ли, поздно ли, но его деятельность приходится прекращать. Ну что ты так напрягся? Прекращать не означает уничтожать! Просто человек отрабатывает свой ресурс. И это естественно. А поэтому он уходит на отдых. Официально, со специальным содержанием на пенсии, если заслужил таковую. Ты заслужил! И тебя я оставлю в покое.

Совсем скоро! Проведешь последнюю операцию, и свободен! Живи, как хочешь. Но и работал ты не за гроши, согласись. Сколько ты получил за прошедший месяц?

Официальная зарплата меня не интересует, ее я и без тебя знаю. Так сколько?

Яковлев ответил:

— Тридцать тысяч!

— Тридцать тысяч рублей?

— Долларов.

— Долларов!!! А не промахнись ты с Марковым вместе на колонне для Бекмураза, то положил бы в карман еще пятьдесят штук «зеленых»! Неплохая плата за труды свои тайные, не правда ли?

— Так точно!

Генерал продолжал:

— Так вот, последняя твоя акция, в случае успеха, естественно, принесет тебе доход в двести тысяч долларов! С тем, что ты уже имеешь и что получишь вскоре, можно неплохо организовать и оборудовать свой заслуженный отдых, а, полковник? Только скажу тебе, Юра, уйдя на пенсию, жить можно по-разному. Я не с точки зрения обеспеченности, с этим почти у всех агентов все в порядке. Я о другом! О том, что можно жить, напрочь забыв свое прошлое и держа рот на крепком замке. Или начать писать разного рода мемуары, давать сенсационные интервью, где лить грязь на Службу, обеляя при этом себя!

При этом нанося нам вред! Отсюда и судьба пенсионера.

Первый благополучно доживет до старости и будет похоронен со всеми почестями. Второго же ждет незавидная участь! Постоянные проблемы, которые у него начнутся, сразу же, как он откроет свою пасть, очень быстро приведут его к навязчивой идее самоубийства. Или несчастный случай оборвет его жизнь. Но конец для этого, второго, один — насильственная смерть! Тебе лично это не грозит. Ты человек хотя и трусливый, но далеко не глупый и знаешь, сколько убойного материала существует против тебя. Ты будешь молчать, а значит, и жить. Я отпущу тебя, Юрий Александрович. И в дальнейшем мы никогда, думаю, больше не встретимся. Нет, если ты, конечно, сам выразишь желание, то, ради бога, рандеву состоится! Но, чувствую, такого желания у тебя не возникнет. Но! Все это, о чем мы с тобой говорили, только после успешного выполнения последнего задания, которое при правильной постановке дела для тебя никакой опасности не представляет. Ты будешь прикрыт вербовкой одного из участников колонны! Что скажешь, Юрий Александрович?