Кайра с напряжением смотрела, как Лайам приподнимается на локтях. Она думала, что скрыла свою реакцию на короткую вспышку боли, но его нахмурившееся лицо говорило, что он что-то заметил. Поскольку он был в замешательстве, Кайра решила, что он не уверен, стоит ли продолжать, и поспешила этим воспользоваться. Обняв Лайама за шею, она поцеловала его так, как прежде делал это он. Потом она сжала ноги и услышала, как он, глухо застонав, начал двигаться. Кайра чуть не заплакала от облегчения.

По мере того как удары становились сильнее, в глубине ее тела возник какой-то узел, который призывал его внедряться в ее тело. Он сунул пальцы в то место, где соединялись их тела, и Кайра словно обезумела. Когда он сделал это во второй раз, тот тугой узел, щелкнув, послал по ее телу сладкую дрожь, и она крепче вцепилась в Лайама. Его движения становились все яростнее, потом он напрягся, выкрикнул ее имя, и Кайра, почувствовав тепло его семени, чуть не заплакала от счастья.

Рухнув на ее руки, Лайам горячо задышал ей в шею. Тело Кайры еще звенело от удовольствия, которое он ей доставил, и она спешила им насладиться. Скоро Лайам очнется, его ум станет острым и ясным, и тогда к нему вернется быстро промелькнувшая картина, а гнев и болезненные воспоминания о прошлом разорвут в клочья всю ее радость.

Лайам сидел на кровати и, глядя на влажный кусок ткани, которым он отер Кайру, не находил объяснения пятну на полотне. Возможно, он контролировал себя меньше, чем обычно, но не мог же он действовать так свирепо, что расцарапал ее в кровь. Хотя страсть туманила его ум, когда он ласкал и целовал ее, временами он чувствовал в ней неуверенность девственницы. Сейчас, когда страсть улеглась, Лайам вспомнил, что почувствовал, когда ворвался в нее. Ее поцелуй, обвившее его гибкое тело, а также собственное страстное ослепление вытеснили первую мысль, но теперь он понял. Его жена, женщина, которая три месяца пробыла замужем и должна бы иметь некоторый опыт, оказалась девственницей.

На миг ему стало чрезвычайно приятно, что он – ее первый любовник, но потом в душу закралось страшное подозрение.

Его жена – это слово все еще очень ему нравилось, несмотря на появившееся подозрение, – сидела, прислонившись к подушке, и прижимала к груди простыню, в ее огромных глазах притаилось страдание. Лайаму захотелось утешить ее, но он одернул себя. Пока он не узнает, в чем дело, у него есть основания ее бояться.

– Моим первым вопросом могло быть: «А была ли ты замужем?» – но это утверждают твои братья, так что вопрос будет другой: ты отказывала мужу в его правах?

Он говорил так тихо, так вежливо и с такой яростью, что Кайре пришлось несколько раз вздохнуть, чтобы успокоиться.

– Нет. Никогда. Дункан честно сказал, что хочет наследника, и я вступила в брак, понимая, что это мой долг.

– Он думал, что нужно дать тебе время привыкнуть к положению жены, потому что ты его не любила?

– Да, я его не любила, – прошептала она, желая, чтобы это звучало не так откровенно, – хотя он мне нравился. Дункан был хорошим, добрым человеком, истинным джентльменом, но об ожидании речь не шла.

– Черт возьми, Кайра, ты только что была девственницей! Ты не отказывала ему, а он не считал, что нужно дать тебе время привыкнуть к новой жизни. Тогда почему?

– Потому что Дункан меня не хотел!

– Он на тебе женился, значит, хотел. Ведь это он тебя выбрал? Мужчина не выбирает ту, которую не хочет.

– Он старался. Бедный Дункан старался, но у него не получалось. Я ему не подходила.

Лайам вздохнул и потер лоб. Надо бы ему сначала успокоиться. Или разговор пойдет по кругу, или она не все объяснила. Казалось непостижимым, что муж мог ее не хотеть. Пока он не понял, что прорвал девственную плеву, его страсть была горячей и сладкой, а Кайра отвечала ему в полной мере. Неужели другой мужчина мог оказаться настолько слеп?

– Он был бессилен?

Кайра на мгновение задумалась.

– Вряд ли. По-моему, его мужская часть вела себя… как надо. Дункан оставлял в комнате очень мало свечей, и я мало что могла разглядеть.

Лайам видел, что Кайра расстроена, и это снимало часть подозрений. В ее короткой семейной жизни случилось что-то такое, что заставило ее думать, будто она нежеланна. Дункан был не никудышным любовником – он вообще не был любовником. Лайам отчаянно хотел, чтобы Кайра сказала что-то такое, что дало бы ему право во всем обвинить Дункана. Неужели Кайра способна так лгать: выйти замуж и не разрешать мужу осуществить брак полностью, а потом объявить себя истинной наследницей его состояния?

– Ты можешь поклясться, что охотно легла к нему в постель?

– Да, первое время это так и было. Потом я стала спать в своей комнате, ожидая, что он придет ко мне, когда захочет еще раз попробовать.

– Ты говоришь, он не был импотентом и ты ему не отказывала, но тогда я просто не понимаю, в чем дело. Мне очень не хочется слушать, но тебе придется рассказать о том, как вы с ним спали.

– Неужели это обязательно?

– Да, потому что пока твои ответы не помогают мне понять ситуацию.

– Дункан хотел, чтобы наша брачная ночь прошла в Арджлине, поэтому после свадебной церемонии оставил меня на кровати одну, а сам спал на полу. Только в первую ночь в Арджлине он лег вместе со мной, поцеловал меня и снял с меня рубашку. – Она содрогнулась. – Он весь дрожал, и я подумала, что это от желания, но потом Дункан положил руку мне на грудь, затрясся, застонал и соскользнул с кровати. При этом он выглядел совершенно больным.

Лайам хмуро изучал ее лицо, наполовину прикрытое длинными волосами. Такая брачная ночь, естественно, должна надолго отбить желание повторить попытку, но едь не на три же месяца!

– У него был озноб?

– Сначала я и сама так подумала, поэтому соскочила с кровати и подбежала к нему. Дункан посмотрел на меня, и, кажется, ему стало еще хуже. Внезапно он закричал, чтобы я оделась, и сам принялся одеваться. При этом он все время бормотал что-то про мерзость, грех и все такое. Когда мы оба оделись, я накрылась одеялом, а он лег поверх одеяла и, похлопав меня по руке, сказал, чтобы я не беспокоилась и что мы попробуем в другой раз. Мы и правда пробовали, но ничего не получалось. Не знаю, моя ли это вина, но он не мог даже дотронуться до меня, потому что его рвало.

И тут Лайам все понял. Когда он жил в монастыре, то пару раз видел мужчину, который избивал себя в кровь за чувство вожделения, которое считал страшным грехом. Похоже, Дункан страдал чем-то подобным, и даже влечение к законной жене приводило к пароксизму вины.

– Кайра, скажи, тебе было хорошо со мной? – тихо спросил он и, окунув в таз с водой полотенце, бережно смыл слезы с ее лица.

– Хорошо, очень, но ты… ну, ты ублажил бы так любую женщину.

Он вздохнул и прижался к ней лбом.

– Нет, я никогда не смог бы, если бы девица вызывала у меня рвоту.