домохозяйка, — говорит Кэролин. — Конечно, я пощу все подряд про ребенка. Это моя единственная связь с внешним миром. Так одна из мамаш, из дочкиного садика, увидела мой пост и настучала. Они просмотрели все, что я постила про дочку. Сказали, что я слишком много на нее жаловалась в «Твиттере».

Фрида размазывает комки макарон с сыром по тарелке. Если за родителями следят в социальных сетях, то этот кампус к следующему году будет переполнен. Она тыкает вилкой в пропитанный влагой кусочек брокколи. Она не готова к коллективному питанию или к жизни общими интересами.

Когда наступает ее очередь, она говорит:

— Фрида. В Филадельфию приехала из Бруклина, а в Бруклин из Чикаго. Небрежение и оставление ребенка. Я оставила ее одну. На короткое время. Мою дочку Гарриет. Ей сейчас двадцать месяцев. Я не собиралась этого делать. Она была одна всего несколько часов. У меня случился плохой день.

Хелен, единственная белая женщина за их столом, прикасается к ее руке.

— Нет нужды оправдываться. Мы тебе не судьи.

Фрида убирает руку. Эта женщина, вероятно, шутит.

— Хелен, — говорит женщина. — Живу в Честнат-Хилле, приехала из Айдахо. Эмоциональное насилие. Над моим семнадцатилетним сыном. Его зовут Александр. Его психотерапевт заявил на меня. Меня обвинили в том, что я слишком его избаловала. Судя по всему, совершать эмоциональное насилие и баловать для них одно и то же.

Кэролин спрашивает, как можно чрезмерно избаловать мальчишку-тинейджера.

— Разве он не больше тебя?

— Я резала ему еду кусочками, — признается Хелен.

Женщины за столом обмениваются неодобрительными взглядами.

— Я застегивала на нем куртку. Мне нравилось завязывать шнурки на его ботинках. Между нами были такие особые отношения. Я заставляла его показывать мне все его домашние задания. Иногда я расчесывала его. Помогала бриться.

— Твой муж не возражал? — спрашивает Кэролин.

— У меня нет мужа. Я думала, Александру нравится, как мы живем. Но он сказал психотерапевту, что из-за меня чувствует себя чудиком. Он думал, что если приведет домой друзей, то я перед ними попытаюсь кормить его с ложечки. Он сказал своему психотерапевту, что я одержима им. Сказал, что хочет убежать. Я собиралась переехать, чтобы жить рядом с ним, когда он поступит в колледж. Я и сейчас не отказалась от этой мысли.

Кэролин и женщина рядом с ней злобно ухмыляются. Фрида отводит глаза.

После ланча их распределяют по комнатам. Фриду размещают с Хелен, мамашей-наседкой. «Кемп-хаус» находится по другую сторону кампуса. Миз Найт сказала, что они будут размещены в одном здании, чтобы облегчить работу обслуживающего персонала. Другие спальни готовят на будущее.

Хелен по дороге пытается завязать разговор с Фридой. Она сетует на то, что матери посмеиваются над ней.

— Все родители разные, — говорит Хелен. — Все дети разные.

— У тебя наверняка свои основания для такого отношения. — Фриде не нравится, что Хелен идет так близко к ней. Ей не нравится манера Хелен устанавливать агрессивный визуальный контакт. Похоже, Хелен энергетический вампир, которому только дай шанс, он начнет сосать и не остановится. Она может представить себе, как Хелен целует своего сына в губы, держит его за руки, смотрит, как он принимает душ.

Фриде хочется побыть одной, погрызть ногти до крови. Ей хочется позвонить родителям и Уиллу. СЗР в своем отчете отметили отсутствие у нее друзей. Если бы они спросили, она бы объяснила, что связь с подружками по колледжу она потеряла несколько лет назад. Большинство из них родили ребенка к тридцати годам и исчезли из ее жизни. Она устала дозваниваться до них, устала от отмененных в последнюю минуту встреч, постоянно прерываемых разговоров. «Ребенок — самое главное», — говорили они. Она клялась, что у нее это будет по-другому.

У входа в «Кемп» фонарный столб, обмотанный розовой атласной лентой. Буква «К» в надписи стерлась. «Кемп-хаус» цивилизованнее, чем предполагала Фрида, он построен из того же поблескивающего серого камня, что и остальные здания в кампусе. Под окнами первого этажа кусты гортензии. Цветки побурели, стали хрупкими — пятнышко на безукоризненном ландшафте. На столе внутри стоит фруктовая корзинка, в которой осталась последняя груша.

Комната Фриды и Хелен на третьем этаже, окно выходит на поле. Фрида пробует открыть окно — к счастью, оно не забито. У каждой матери деревянный стол и стул, лампа для чтения, комод с двумя наборами полотенец и двумя шерстяными одеялами. В шкафу четыре синих комбинезона из хлопчатобумажной ткани — по два на каждую. В бланке, который заполняла Фрида, был вопрос про ее размер одежды и обуви, но, хотя пару черных ботинок ей выдали ее размера, размер комбинезонов у всех одинаковый. В полиэтиленовых пакетах белые бюстгальтеры и трусики — пять бюстгальтеров и десять трусиков, три майки белого хлопка и две теплые рубашки, пакетик с зубной щеткой, пастой, гелем для душа, лосьоном и расческой.

Хелен смеется, раскрыв пакет с нижним бельем казенной формы, она удовлетворенно отмечает, что, похоже, белье новое, без пятен.

Фрида заталкивает свое пальто и туфли в мешок, заполняет бирку. Она чувствует иррациональное влечение к своим вещам, ей бы хотелось, чтобы у нее здесь был с собой деревянный Будда с ее туалетного столика, золотой браслет ее бабушки, ее обручальные кольца. Она не знает, сможет ли уснуть, не посмотрев на фотографию Гарриет.

Она поворачивается спиной к Хелен, надевает комбинезон, загибает по три отворота на каждой брючине. Зеркал тут нет. Вероятно, она напоминает мешок картошки с головой. В шкафу она находит колючий кардиган серой шерсти, он достает ей до колен, еще там синяя куртка большого размера, синяя шерстяная шапочка и серый акриловый шарф.

«Пожалуйста, — думает она, — только бы не подхватить какую-нибудь заразу». Пусть здесь не окажется жуков, вшей, инфекций. Она надеется, у них будет возможность стирать собственное нижнее белье. Она надеется, они смогут ежедневно принимать душ. Кто-то должен дать им зубную нить, пинцет, бритву, маникюрные ножницы.

Над дверью висит камера, есть камеры, направленные на кровати. По крайней мере, двери закрываются, а на окнах нет решеток. У них есть одеяла. «Заостряй внимание на хорошем», — сказал Уилл. У нее есть семья. Ее любят. Она жива. Она знает, где живет ее ребенок.

* * *

Матерям разрешено свободно гулять по кампусу до обеда. Миз Найт посоветовала им предаваться молчаливым размышлениям и созерцать небо. В шесть часов раздастся звонок на ужин. Женщина в розовом халате собирает их мешки с одеждой. Фрида просит позволить ей напоследок посмотреть на ее вещи, она засовывает руку в мешок, прикасается к шарфику — последней мягкой вещи, к которой ее рука прикоснется до следующего ноября, которую она потрогает до